Так вот, хочется Вам сказать: это все так и есть; и я плакал от счастья, что оно так и что Вы это так и показали и выговорили. Но у меня не было чувства, что Вы сами точно удостоверены и окончательно обрадованы тому, что это так. И от этого мне грустно. И это хочется Вам сказать. Простите, если огорчил Вас этим. —
8-го меня оперировали. Прошло (6–7 минут) скоро и почти безболезненно. Но потом начались боли. Неделю был в больнице, не спал и почти не ел — спасался Трейпелем. [367] Со вчерашнего дня (15-го III) дома — очень медленно идет заживление. Глотка сплошной струп. Поплевываю кровью. Темп<ература> днем 37.3. Как есть — так мучение. Слабость такая, как если бы болел недели три лютою ангиною. Доктора очень довольны. Оператор говорит, что заживление идет как у двадцатилетнего юноши. Что же я скажу? Расхождение в восприятии...
Чехия кончена. Больно, но они этого заслужили. И вряд ли Сыровой [368] не продался... Однако это не последнее слово истории.
Спасибо Вам, дорогой, за письма и за Куликово Поле! Пишите мне, мне каждая весточка от Вас мила! Книга моя «О тьме и скорби» разрешена в Риге к печатанию (наконец-то!) и будет набираться: Бунин. Ремизов. Шмелев. Жду первых гранок. Пишу я в малой прессе: Правосл<авная> Русь, Новый путь, Часовой. В Возр<ождении> не могу — очень уж глупа и подла их позиция по отн<ошению> к немцам.
<Приписка:> Посылаю Вам проспект моей нем<ецкой> книги и горько скорблю о том, что она написана не по-русски и что до Вас она не дойдет...
<Приписка:> Оперировали меня в больнице Красн<ого> Креста. «Сестры» рассказывали потом, что я был «очень храбр» на операц<ионном> столе; а я писал им нем<ецкие> стихи, а они были счастливы и горды.
<Приписка:> Очень прошу Вас: пришлите мне адрес Карташева и адрес Деникина. Душевно Вас обнимаю. Нат<алия> Ник<олаевна> шлет Вам привет. Да согреет Вашу душу оттуда светом и ласкою Ольга Александровна!
1939. III. 16.
Ваш ИАИ.
337
И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <27.III.1939>
Дорогой друг, Иван Сергеевич!
Ничего лучшего этой сказочки [369] не сумел придумать для инвалидов. Простите, пожалуйста. Вы ее знаете.
Все еще боли в носоглотке, все еще температура и слабость. И все это в проклятой связи с головной болью. Господи, как я устал ото всего этого!
Боюсь, что мои соображения по поводу Куликова Поля — огорчили Вас! Но не мог же я, не смел же я быть неискренним и не высказаться... Простите и за это.
Вакцина спасла меня, по-видимому. Если бы я схватил после операции грипп — то был бы каюк наверное. Это только болтовня, что операция легкая и пустяшная. Нет, она мучительная и опасная. Спасибо Вам за вакцину.
«Крестопоклонную» [370] получили только сегодня. Еще не прочел.
Пришлите мне, пожалуйста, адрес Карташева. И не забывайте меня. С отвращением слежу за тем, что делается в Европе.
Обнимаю Вас
1939. III. 27.
Ваш ИАИ.
РS. Совершенно доверительно
Я издаю здесь в карандашном виде и в единственнном экземпляре журнал:
«Идиотика-Обормотика»
Журнал для необузданных художников
и нераскаянных философов
С девизом: расстегивайся и валяй!
Дозволено цензурою.
Цензор Н<аталия> Н<иколаевна>.
Если Вас это интересует, то я могу прислать Вам выдержки на пробу. Но с уговором: Никаким посторонним лицам не показывать.
Это — катакомба и гетакомба,
криптограмма и монограмма,
а нисколько не почто-теле-грамма
и не для профанов,
а для «Иванов».
Цензура говорит: «И<ван> С<ергеевич> не может, он непременно кому-нибудь покажет!<»>
А я говорю: я потребую: «Клянитесь!»
(Тень под землею: «Клянитесь!»)
Застрявшие у меня монатки посылаю Вам на счастье! Нежно и сердечно благодарю за Bilivaccin!!
338
И. С. Шмелев — И. А. Ильину <30.III.1939>
30. III. 39 г.
91, рю Буало, Париж, 16.
Виноват очень пред Вами, милый-милый Иван Александрович, — как я сочувствую Вам в болезни и как бессилен облегчить боли-скорбь Ваши! — так замотался я и с событиями, и с натугой к жизни, и с недомоганьями слабости и болеваний моих, и с необходимостью работать, когда не работается, — вакцина предупредила грипп, а то все эти дни одолевал «рюм» и начинался бронхит, — погода холодная, неделю не выхожу... — но температура была норм<альная>, и это отношу к антигриппалю. Собрался написать Вам, а тут и началось недомогание. «Крестопоклонную» писал под кнутом, начерно сдал, сил не было выписывать. И сам недоволен. «Кул<иково> Поле»… — конечно, Вы правы, да я же и предупреждал Вас, какое во мне томление и сомнение. Ну, примите это за «рассказ следователя». А был час, когда я, пиша ночью, плакал... Это задача сверх-трудная. Бьюсь в сомнениях, не найду простой веры, детской, горкинской, «Васиной». Но
368
369
Подразумевается сказка «Жертвенная овца», которая помещена в приложении к третьей книге настоящей переписки.