Мое, мое... — ладно. Но Ва-шего-то лишен родной читатель! Вот что горько, Ив<ан> Ал<ександрович>! Надо все употреб<ить>, чтобы — было. И Ваше, и мое «Л<ето> Г<осподне>»! Но... ка-ак..?! Виген хотел попытаться вести переговоры с «Имкой», — к<а>к-то случ<айно> связался. Но я узнал, что там все русское идет на одобрение и цензуру Билибердяева, если не хуже. Ввалился в г-но — давно целился! — теперь пробует отряхиваться, и размазывает.
Знаете, «Ма-машенька, вздуй огонь...»{15}, — «Сережа-а-а»... — «Я попал в дерьмо ногой...» — «Ну-к, что-жа-а-а...!» (растяжкой) Это напевается под гармошку, скороговоркой, а потом врастяжечку... «Мама-шенька — дерг плечом! — вздуй огонь!..» — «Сере-о-жа-а...» — укорительно! — «Я попал в дерьмо ногой...» — дерг пл<ечом>! — «Ну-к, что-жа-а-а...» — сонно. Картинка. Так вот и попал, и успокоительной «мамашеньки» не отзовется... Я сказал — дознайте, — если Берд<яев> — я не предложу. Карт<аше>в говор<ит> — все через него! Отпадает. Есть богач — и добрый ко мне, чтит, пишет мемуары, — Дм. Ив. Ознобишин, [701] бывш<ий> воен<ный> агент от России. Огромное сост<ояние>, было свое, симб<ирский> помещик, и взял за женой, американской, скончавшейся. Но его состояние было больше. Судите сами: уезжая в 42 ч. в Ит<алию> — вернулся и был у меня с визитом, — ему 77 л. — лицеист и генштабист, — дал хранить некот<орые> ценности приятелю Фермору. У них «украли» — или... они украли? — жемч<ужное> ожер<елье> пок<ойной> жены в 7 млн. фр.! — он не подумает «преследовать», хотя дело пошло само, без него, когда жена Ф<ермо>ра однажды выбежала из кв<артиры> с криком — «волёр!» [702] — кто?!!… Ну, в протокол, понятно... Так вот. Озноб<ишин> — помог создаваться «Казач<ьему> музею». У него отменная колл<екция> картин — миллионы! Но все главное б<ыло> сдано на хран<ение> военному Музею в Брюсселе. Не знаю — цело ли. Что ему — издать нас?!.. Плюнуть на чек: миллион. А что ныне миллион?.. 10 т<ы>с<яч> былых фр. Но у меня никогда не хватит духу... раскрыть рта. Ни-когда. А как он ценит Ш<меле>ва! — и не на словах. Но, каж<ется>, скуп достаточно. И никто его не научит. И сам мне рассказал интер<есное> — не анекд<от>! — к<а>к скряга-помещ<ик> учился у другого «экономии». Приехал. То-се. Ну, чайку... «Только, чур, сахар свой». Приехавший момент<ально> вынимает из жилет<ного> карм<ашка> два огрызка. Вот. Пьют. Темнеет. — «Эх, надо, видно, свечку зажечь...» — хозяин гов<орит>. Есть. Гость: «имейте в виду, окно открыто... дуновение... свечка скорей сгор<ит>…» «У меня предусм<отрено>: вон, в укрытии от тока... на буфетике». — Пьют чай. Кончили. Хозя<ин>: «разгов<аривать> можно и впотьмах». Ффу!.. — «В так<ом> случае, уж разрешите... не видать-с... брюки-то я сыму-с... не протирались бы...» — «Да на-кой черт вы учиться приехали ко мне? — да вы меня-то поучите!..»
701