В тоске я и опустошенности душевной. Этого не сказать.
Благодарю Вас, милый, добрый друг. Я не рискну прибегнуть к руковозложению... — потомка(и) митр. Филиппа. Не то, чтобы я не верил, нет... а пусть Волею Господа исцелится недуг. Я не ем мяса, не ем яиц. Я оч<ень> мало ем. М<ожет> б<ыть> это поможет. Да и страшусь... (еще «потомка» спросит — «как вы это?!..») ведь я в «Путях» даю Дариньку... — носящую в своей крови капельку от святой крови Святителя! — как это мне пришло в мысли?!.. — и вот Вам — оправдание «вымысла» моего, внушенного... какою силою?!.. Я же о-пыт даю... я из осколков воспоминаний и голосков подспудных леплю — не зная — что!.. должно как-то само слепиться, створиться. Я не закрываю глаза на то, что сейчас написанное — эти две части... — смутны для вдумчивого читателя, особ<енно> такого, как Вы. Еще бы: 308 страниц 2-й ч<асти> и — 37 дней всего жизни моих действ<ующих> лиц! Я не страшусь, что позволил себе такую свободу: я — рассказчик, передаю рассказ героя, герой делает отступления, разъяснения, исповедуется, перебрасывается вперед за много до текущих событий его рассказа, — как и моя «Няня», — как бы внушает... обнажает себя, истолковывает Дари свою... вносит страстность и чувствительность, — «аффектация!» (он же горит, новорожденный!) — не страшусь, все знаю. Главное мое: осязаемо дать, как происходит «воскресание», — это да-вно меня кровно томило, ибо сам нуждаюсь в обновлении. Это же эпика души и среды... рассказ должен б<ыть> ох как замедлен (иначе нельзя!), — все д<олжно> б<ыть> вобрано в ткань эпич<еского> романа, духовного романа: все, до неподвижных, неодушевленных. Знаю: такое не удалось ни Дост<оевскому>, ни Леонтьеву, ни Лескову... ни Гоголю. И мне не удастся... но я что-то трону... трону в духе читателей. Я знаю: уже тронул. Но у меня не хватит времени... — надо, ведь, в пропорции со сделанным, написать еще 5–6 книг! А должен ограничиться еще 2-мя. Да и на это времени не хватит, при услов<иях> моей жизни. А ско-лько я времени раскидал впустую! Не знаете Вы — на что. А м<ожет> б<ыть> и не впустую... — получен о-пыт. За опыт жизнь всегда предъявляет ко взысканию. Получил — плати. Если бы я был сейчас лет хотя бы 50... — о, я дал бы труд. Та-кой бы романище преподнес... а-хнули бы и... у-хнули б!… Такое и самому Дост<оевско>му не выпадало на долю! его лишь чуть-чуть коснулось... — «история» его квазиромана с сестрицей Софьи Ковалевской!.. [738] — отнесло, слава Богу. Но дало-таки некий опыт... — трудно выследить по его романам, неуловимо сие.
Надо бы ввести в круг церковных и обиходных молитв — молитву: «Не даждь, Господи, вкусить от плода истерии и неврастении предельной... избави, Владыко, от метания бисера... — попрут, и, обратяся, растерзают в клочья и оплюют!.. Го-споди, помилуй!..»
«Тоска-а-а...! соври что-нибудь!..»
А жизнь врет и врет, — и не проходит тоска...
Да здравствует «Идиотика-Обормотика»! Подите вот... есть что-то в человеч<еской> душе... требует наполнения... от Кузьмы Пруткова. И недаром он дивертисментил. Он ли один ?!.. А Вл. Соловьев?.. а — мало ли еще?.. Все — подспудно. А ско-лько же позапропало! У Пушкина... сколько сгорело, уничтожено им самим. Даром, что ли, навязалось мне о... «пушкинистах»?! о «петухах»? Это некая дезинфекция, «зазаставный ночной обоз к золотым полям». Чистка выгребных ям... Что мы знаем?!.. Кто и что творит в нас некий процесс мудрого отходника?…
738
Жаклар (в девичестве Корвин-Круковская) Анна Васильевна (1843 — 1887) — русская революционерка, писательница, сестра математика Софьи Ковалевской, жена деятеля Парижской Коммуны Виктора Жаклара, корреспондентка Карла Маркса, одно время была влюблена в Ф. М. Достоевского.