Заклинаю чертова «фэна» швицарского, да подавится он собой, дутище! А м<ожет> б<ыть> и он вроде отходника? Жду «Живого сердца». Александрович не показывается... хоть и присвоено ему В<аше> отчество. Мож<ет>, объявится «Сергеич»?.. Есть — лопаются от деньжищ, и не ведают, что с ними делать. Такова Ш<вейца>рия. Таковы и Ваши «американдеры». Собирают — где не рассыпали (не про них!), жнут — где не сеяли. Как бы хотел я возместить полученное от их милостей! Осилю — возмещу. Говорю о получ<енных> мною когда-то в два приема — 5 и 10 т<ы>с. фр. фр. Но я признателен им, верьте. А получ<енное> через Вас — нисколько меня не томит. Светло благодарю. Ныне еще есть пенязи, [739] мес<яца> на 2–3 хватит при моей «скупости» и скудности. А там по контр<акту> получу, за «Чашу». Да и с «Путей» беспутных-фр<анцузских> капнет. Мню. Уповаю.
Твердите, заклиная дутище: «О, ветре-ветрило, не дуй мине в рыло, а дуй мне в зад, буду очень рад!» — до 1000 раз в день. По-действует. Но может поворотить на геморрой. Наплюйте ему в харю. А немцы-то!.. О-каз<ывается>: по неполн<ым> подсчетам, население Герм<ании> во всех зонах увеличилось, несмотря на все убыли, — на 8 миллионов, в сравнении с годом пришествия к власти Гитлера (33)!.. Вот ты тут и уйми ее! и пойми ее!.. и — скрути ее!.. Гришка сказал бы: «ещество — за-кон!» А вот у нас (у туземцев)… убывает. Ясно, три расы — племени? — а то и четыре: славяне, германцы, желтые и малайцы... — будут тянуть историю. «Кто устоит в неравном споре?» Лягушатники передохнут первыми, за ними — бифштексники, за ними — жеватели резинки. Кашникам предстоит снова и снова помериться с колбасниками гороховыми. И — с рисолопами. Каша, будто, и попрочней, спо-рая она больно. Эх, тоскую по гречневой крупе! Раз только прислали мне из Лос-Анжелоса — «О<бщест>во Помощи Русских Женщин» — фу-унт «каша» — так и написано латински «кашА»! Нельзя посылать денег, а то бы вымолил у нью-йоркцев знакомых — «пришлите 1 кило гречки» — да стыдно просить. А она — «мать наша» — облегчает мне боли, когда воспламен<яется> язва, и дает ду-ху! Ну, чуть попучит, а воздымает! И никаких мясов не надо. Подумать — не найтить в Пар<иже> гречки! Здесь лягушатники не умеют обдирать! для птицы сеют. Идиоты.
Ну, расписался. Ох, надо трафиться, крутиться у стола... нудить себя... чтобы мырнуть в «Пути»… Да что-то разбегу нет...
Сблевало:
Екстренно: (с пылу-с жару)
Приветствую обоих. Фэн’у — в морду плюю.
Ваш унывающий Ив. Шмелев.
<Приписка:> И унываешь, а: отблевываешься, в сме-хе!
Истерия?
Если бы не назначение — «выполни, скотина!» — легко бы подвел итог.
С подлин<ным> верно.
И. Ш.
Обнимаю. Хнычу.
423
И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <между 26 и 29.Х.1946> [740]
Дорогой Иван Сергеевич!
Это совершенно необходимо и неизбежно, чтобы творческий подъем накапливался и сосредоточивался в упадке нервного и психического тонуса. Антей припадает к земле. Фауст уходит к «матерям». Лошадь распрягают и пускают в луг. Отец мой, большой юморист и выдумщик, научил моего старшего брата (пяти лет) говорить матери: «мамочка, пусти меня побегать, погулять, красных девок пощипать»… Тот так и лепетал.
А потому — не скорбите. Эти упадки тонуса Пушкин знал как никто, Гоголь выстрадал до дна; Достоевский пишет о них своей второй жене без конца. Чайка и та садится на парапет опростаться. Помните Галена? [741] «Triste est omne animal post c....m, praeter feminam galumque». [742] A творческий подъем соответствует именно с...., в жизни того, кто к нему способен. После депрессии непременно придет взлет, ибо депрессия есть готовящийся взлет.
740
Это письмо имеет датировку, сделанную рукой И. А. Ильина: «1940 (?)». Но по смыслу оно представляет собою ответ на предыдущее письмо И. С. Шмелева и практически точно датируется.
742
Triste est omne animal post coitum, praeter feminam galumque (