Ваша поэма о «Лете Господнем» заставила и заставляет говорить о себе. От ско-льких слышал! «Это первый случай, когда про наше, национальное, так сильно и громко и славно сказано! а то все, бывало, если что хорошее... — ну, хорошо, так чего же об этом говорить!» — изрек Хрипунов [95] в «Унион Креди Мютюэл» [96], где я приобретаю «части». Карташев мне пишет: «Блестяще, ослепительно написал о Вас И. А. Ильин. Слава Вам и Ему — с б<ольшой> б<уквы>! Мне так не написать». И еще, дальше: «А какой срам — внутренний, извне невидимый, — для Вышеславцева и Бердяева, которые не захотели напечатать Вашего «Богомолья» — в «Имке», К<арташев> пытался хлопотать, я ему не давал рукописи, но у него был комплект очерков из Рос<сии> и Слав<янства>, и было для меня нежданным сие! — «Я, — пишет далее К<арташев>, — этого им никогда не забуду! Что значит пошленький лево-интеллигентский террор: «как бы не показалось им — кому??? — очень правым, черносотенным»!» А ведь преле-стно?! И как непроходимо глупо! Лишним комком д....а больше в «истории русской мысли и... словесности»! Бунин был у нас с В<ерой> Н<иколаевной> и, уходя, когда я провожал его, ин-тим-но, сказал, пожимая руку мне: «да, поздравляю Вас... Ильин нашел слова... сказал чудесно, из глубины; с нер-вом... прекрасно». С ним это редко бывает, с Б<униным>, за все время знакомства — м<ожет> б<ыть> 2–3 раза. Про-няло его. И чувствовалось в слов<ах> все же скрытое досадное... Многие, многие расшевелены.
После 1 ч. отдыха-сна... 5 ч. 20 м. веч<ера>. Однако, я чувствую, что переработал! Разбитость, изнеможение во всем теле. Хоть опять вались... у-стал. О<льга> А<лександровна> намесила куличей... и, повинуясь неодолимому «инстинкту», — для чего, собственно, кули-чи?! — как птичка, которая не может не вить гнезда, как пчелка, вылетающая при первом теплом весеннем дне, пое-ха-ла за тридевять земель... с этими тестами-куличами... в... Севр, в знакомую булочную, где эти куличи нам спекут и не сожгут! Подите вот... измучается влоск, но... бу-дут у нас куличи! Привычка: не может быть Пасхи без куличей! Я сколько доказывал, что легче ку-пить пусть даже несколько худшего кулича, чем убивать столько сил... — ку-да там! Ну, своего рода по-э-зия. Понимаю... Эх, утомился я... Ах, полетел бы на воздух, в горы!.. Но для сего надо иметь несколько потяжелей карманы. Имейте в виду, что для сего мною куплены еще, сверх «компанейского», в три слагаемых, билета на 5 транш, за № 379261, — еще, для нас с Вами, только: одна двадцатая ч<асть> бил<ета> № 118170, и одна десятая, № 233081. И кто знает, м<ожет> б<ыть> синяя птица клюнет и попадет в руки?! Свистик ухнул! И знаете что... мой билет был 28209, лит<ера> С. А выиграл «утешительный» — № 28205, лит<ера> С. И выиграл 10000! Ну, возьми я билет чуть пораньше, на полчаса, что ли, в той же конторе! И мы имели бы — я купил четверть б<илета> — по 1250 фр.! Тьфу!! Но это значит, что «вьется», с<укина> д<о>чь, хочет осчастливить.
Ох, не ругайте за «грехопадение». Так должно было быть. И так, конечно, было. Но... как же теперь несчастная девица переступит за монастырский порог, где покоится прах матушки-бабушки-А-гнии!? Но тут начинается «путь страдания», в... счастии... О сем начнется — в след<ующих> очерках. Я ввожу Вас в почти-кухню своих «куличей», без коих я тоже не могу жить. Лишь бы хватало сил ехать... в «Севры»…!
Жду Пасхи, когда, может быть, разговеюсь Вашей песнью о «Богомольи», и буду плясать веселыми ногами и воспевать: «приидите, пиво пием но-во-е-э...!» — «в нем бо утверждаемся». И-менно. Благодаря Вашему «утверждению» я дерзал, пребывал в атмосфере творчества... тлевшие искры раздувались... Но отчего же я так устал?!! Слава Богу, вот без месяца год, как не слышу болей... и даже недавно выпил пол стакана кр<асного> вина, с водой, и даже — Вам поведаю! — съел кусок кулебяки... но отчего же я так устал?!! Нет, конечно, переработал. За эти недели я написал 4–5 рассказов, помимо «вечера», масса писем, воззваний, приветов патриархам и прочим. И сколько ждет! Хочу забыться, опять читаю, взял Гофмана, но... мне скучно. И — работаю еще — в себе. «Пути» как-то пухнут, как куличи, даже «шепчутся». Знаете, как куличи... ше-пчутся? О-о... это шшш-тука! И как невинно-ви-нно пахнут! сырые... и как сладко-сытно-сдобно-одуряюще богато разливают свои скрытые недра в воздухе, когда их везут в автобусе из... Севра?! Все хранцузы навастривают носы... и уважительно устремляют очи на... «писательницу»… и думают о своих жалких «гато», круассанах и прочей дряни. А пока куличи пекутся — час! — О<льга> А<лександровна> ходит неприкаянная по Севру. Ведь это по-двиг! Тем более, что... я не могу, не смею есть кулича! Это — яд. Ибо там... жареное-печеное ма-сло. А как хорошо бывало, в России, на даче, при поздней Пасхе! Вечер, поет соловей, сирень валится через перила на террасу, кипит — даже — всхлипывает от восторга самовар, чай со сливками, 7–8 час.,! и... теплый кулич... нож то-нкий и остро-острый, и чуть смоченный... взрезает шафранную пучину, через которую можете видеть солнышко, сирень, соловьев, синь неба, через «дыханльца», через прозрачность лабиринтов-дырочек... и такой запах Пасхальный — весенний — свежий и божественный. Вы берете такую вот «пухлость», с кулак, вздрагивающую и дышащую, осторожно вмещаете в «антре» и... чуть языком пожали и чуть ароматным чаем облили, со сливками... !!???§§§№№№ [97] — и... растаяло, как облачко в лазури, как оборвавшаяся трель соловьиная...! А-а-а-а-а-а....!
95
96
Union Credit Mutuel (
97
Так в тексте. Это отражает особый восторг — такой, что даже не хватило знаков препинания для его письменного выражения.