Посильно старался я все сказать в «Чехове». Но... б<ыл> ограничен 20 страничками (да кусочек выпустили, не запросив меня — и — сами — всунули «Даму с собачкой». Я эт<от> рассказ исключил, он не... пленил меня). Да непривычен я к критич<еским> статьям. Я, ведь, всегда от «чувства»… а «мысль» уже потом как-то сама высовывается из-под «чувства». Не слишком слабо, а?.. Ох... страшусь В<ашего> «сеченья»… но коли надо — жарьте.
Мариус в Сенате... Мариус ин Сенату ексклямоверат: «Ме квидам сентенциа, Картагинем делендам эссэ когито». [765]
… ПИШИТЕ О СЕБЕ!
Не понял: «на «биографию Ш<меле>ва» буду ждать ответа от... Борзова»?.. Какого...Борзова?!..
От Лютера получ<ил> п<ись>мо. Написал еще.
Конечно, Ремизов обремизился... впечатл<ение> удручающее. Но... что-то тут от «больного». Незадачливый... всю жизнь. Его ли изломало, сам ли изломал жизнь..?
Не могу войти в работу... разбит всемерно. Хоть и бодрюсь в п<исьма>х к Вам. Не могу, не хочу и читать... Будто — рухнуло все во мне. Че-го мне ждать?.. ничто во мне не светит... Съедает одиночество. О, эти вечера... одиночество!.. — пустые.
Запишите — для случаев. Узнал поразительное средство. Народное. Зеленые, — не сухие! — листья грецк<ого> ореха. Чуть ли не гангрену вылечивает. Знаю два поразит<ельных> случая. Одна старушка помирала... подкожное кровоизл<ияние> на голове и лике. Пошли страшн<ые> бурые пятна по лицу, как у покойников... Наложили ей пласт листьев на лицо и голову, на ночь, обвязали. Наутро... — ни-чего!.. бело-розовое лицо, ни следа!.. а листья стали сухими. Отдали себя. Другой: укусила оса в вену на руке. Два дня чесалось после ожога. Затем... пошли по руке «шарики», выше... под мышкой боль, рука покраснела, потемнела, распухла. Обложили листьями, обвязали. — Наутро — нет ничего! здоровая рука, свежая. Листья усохли. Ищут мне листьев, м<ожет> б<ыть> поможет?.. Запишите. Господня тайна. Вот и «ясень» все выяснил. А пенисилин?..
Листьями гр<ецкого> ореха и кончаю. Болезнь извела меня, 7 месяцев!.. Слава Богу, что нашел — чего мне стоило! — силы переработать и переписать — завершить «Л<ето> Г<осподне>»!.. Пропала воля... чего стоит заставить себя поесть, сходить на почту!.. А для меня всегда месяц октябрь — особенно! — и эти «темные» ноябрь-декабрь тяжки... будто «перевал» недостижимый... А до «солнца» еще полтора месяца! хватит ли?.. Ведь ни-кого у меня, не с кем словом перекинуться... все взято. Как бы — в сени смертной... не дай Бог! И вот, мне дадено. Бывало, Олечка укрепляла... прочитаешь ей... — а теперь...! в окнах тьма-дождь... впереди... мелькнет обманно искра света. Главное, воли нет творческой... лег-ко-сти!… А воображение живо, а потенциал чувствуется... а дни... тя-нутся, но — бегут! проваливаются в ничто.
Единственный свет — утешение — дружба Ваша, Ваши письма, Ваша забота... — затеплевает в сердце, и в глазах набегает жгучее, просится вылиться, — вот-вот на единый миг забвенья сущего...
Привет Вам, милые. Да сохранит Вас Господь.
Ваш полу-Шмелев.
Благодарю за «N. Z. Z.>». [766] Узнал (газет я не читаю) — prix N [767] — H. Hesse. [768] Скажите Вашу оценку эт<ого> нем<ецкого> пис<ате>ля. Достоин? Что создал? — применив В<аш> метод критики. Только В<ашим> мнением дорожу. Знаю я «Г’адамовичей». Candr<eia> писала — рада. Hesse тяжело больной лежит в невропатолог<ической> клинике. С кем бы из русск<их> писат<елей> сравнили Вы H. H<esse>? Чем, по В<ашему> мнению, руководился Ноб<елевский> Ком<итет>? Есть ли у Н. H<esse> такое, что д<олжно> остаться?… хоть бы для нем<ецкого> народа. Он — чистокр<овный> германец? Милый, отпишите.
К<а>к жалею, что не знаю нем<ецкого> яз<ыка>! Гимназия не дала, посл<едние> 3 года — любовь. Чудо было, что окончил, — и хорошо! — а семья... серенькая, какие тут гувернантки! Зато родной яз<ык> по-знал! Корю себя я: а мог бы! Полюбил же латынь! С латинистом говорил по-латыни, — и бойчей его!
765
Marius in Senatus... (