У нас здесь выпущен новый средств: «Протовит». Все 7 витаминов в наиприемлейшей для желудка дозе. Будь у Вас, я бы Вас завпрыскал витаминами всех родов (и для ногтей и для зубов). Ибо я убежден, что у Вас за все время войны образовался лютый витаминный голод. А без витамина — вита [811] идет на минус.
Оба мы шлем Вам дружеские приветы.
Кстати о «бабе». Про интеллигенцию русскую в ее отн<ошении> к революции: «баба верьтить задом, верьтить передом, а дело идет своим чередом».
438
И. С. Шмелев — И. А. Ильину <19.ХII.1946>
19. XII. 46.
Николин День. Никольские морозы, — 12 гр.! Зона взбесилась.
Дорогой друг, Иван Александрович,
Блестяще-овитаминенное п<ись>мо Ваше! — радость читать. Ну, какой подвиг, — просто, за что-то испиваю. Пара стервецов отвалилась, думаю: язва позатихает, но она не скучает, вжилась, окаянка, сменой впечатлений писательских... покою ее «перкаиналем». Держусь и совершенствуюсь. Закончил сугубую чистку «Путей», теперь за переписку, в который-то раз! Нежалко. Вы правы. «Воробьевское» изломал, — оно саднило давно. Никогда не поклонялся «первой выпечке», всегда судил. По Вашему выбору, пошлю для «Дня рус<ского> ребенка» — «Говенье». Только скажите: Вам ли послать, или отдать др. Долгополову, для отправки? Молюсь силенками, призываю — «прииди и вселися...»
Предвкушаю кашУ. Поблагодарите от меня Ш<арлотту> М<аксимилиановну>.
Как благодарить Вас, друг?!.. Горой подпираете меня. Вспоминаю предсказанное мне в Крыму, в 21 г. Это почт<енная> хозяйка сожранного козла, — из «С<олнца> М<ертвых>». Славилась гаданьем. Сказала, помню точно: «будет Вам большой опорой один достойнейший и знаменитый человек, много он Вам поможет при конце жизни... большой заботой о Вас». Ясно — кто. Она была жутко-проникновенна. Не ждал «повторения», страшусь: достоин ли. Видит Бог, истинно так. Это — то же леченье.
Мороз изводит. Отапливают, но надо до-тапливать. Жмусь к печурке. Как благодарен за чувства Ваши, столь укрепляющие! Нет, витамины принимал, и с месяц ежедень пил морковный сок.
И риск еще принимаете! Это не так: я больше неизмеримо д<олжен> нести последствия. Это уже сверх-великодушие: не имею правое принять. Так и ведайте. А я еще смущенно питал надежду просить Вас принять, ежели будет экстр<енная> нужда, от меня... я хотел писать К<андрейе> послать Вам из моих «остатков» хоть 200–300. Вы же писали, что приходится думать о заработке. А у меня все равно лежат, ожидая сверх-черного дня. Это спасенные остатки от переводческих гонораров, обращенных в бумаги и проданных вовремя, с 38 г., когда я не рискнул везти их в Чехию через Герм<анию>.
Вы мне делаете великое укрепление и счастье. Никто так не глядел в душу мою, не согревал сердца. Я не в силах благодарить достойно: Бог знает, Он осияет душу Вашу.
Какое счастье так жить — от преисполненности ума и Духа, как я черпаю из Вашей сокровищницы! Это общение незаменимо, несравненно. Высокая награда мне общение это. От достойнейшего, от блеска ума и сердца. Каждое п<ись>мо Ваше — насыщено. Как же беден я, в сравнении с Вами!… Какая высокая культура, какая многогранность. О<льга> А<лександровна> — я позволил себе послать ей Ваше обо мне, поставив срок — 3–5 дней, — в отчаянии, молит вернуть хоть на недельку, — она уже послала мне. Она хочет устроить в Голл<андии> чтение, мое, из переводов-образцов, и пояснять гол<ландц>ам меня Вами. Славнейшая тамош<няя> перев<одчи>ца, Алейда Схот — блестяще перевела Чехова — б<ыла> захвачена выдержками из «О тьме и просветлении»… — м<ожет> б<ыть> будет меня переводить — «Чашу» и «Ист<орию> люб<овную>». Хочет знать и о Б<унин>е Ваше, — она возмущена, что Б<унин> получил «при-Кобель»! Никак Б<унина> не принимает. Примет ли Ш<меле>ва? О<льга> А<лександровна> взяла на себя подвиг, я ее сдерживаю. Разыскала А<лейду> Сх<от>, очаровала ее. Та просилась на 3 нед<ели> летом — в имение, платной гостьей — «буду Ш<меле>ва переводить». С ней оч<ень> счит<аются> изд<ательст>ва. Тонкая ценительница, Бож<ьей> Милостью. Пушкин висит на видн<ом> месте в ее тонко убранной квартире. Переводила его, «Пророка» дала изумительно. О<льга> А<лександровна> плакала над ее перев<одами> Чехова. А К<андрейя> — знаю! — изгадила Ч<ехова> и отчасти меня. О<льга> А<лександровна> была в корчах, читая. Могу ли дать О<льге> А<лександровне> и о Бунине? будет в сохранности. О<льга> А<лександровна> утонула в В<ашей> глубине. Вы — гениальны, друг, Вы неисповедимы... — в Вас выжимка изо всего, что было по силе русскому духу принять из русско-мировой сокровищницы для ума и сердца. В Вас — знаменование пределов наших духовных сил. Это — бесспорно. Не акафист мой Вам, вот сердце мое, смотрите...