Ваш Ив. Шмелев.
244
И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <8.V.1935>
Мой милый и дорогой друг, Иван Сергеевич!
Получил два номера газеты и Ваше письмо чудесное. Спасибо. Но теперь главное — лечь и вылежать до конца бронхит, чтобы он не углубился и не перешел в воспаление легкого. Это самое главное. Поберегите себя! Аспирин совсем не надо принимать — он не лечит, а только понижает t°; а t° — если она есть — нужна организму и искусственно ее не следует понижать. А вспотеть можно от липового кипяточку. Если аспирин Вам вреден для желудка — то не принимайте его совсем — ну его! Эти гриппы и бронхиты — лучше всего лечатся подкожным впрыскиванием omnadin'a. (Помогает замечательно!) Я применяю его при каждой простуде — и сам
и Н<аталия> Н<иколаевна> — вот уже лет 8. Уважается он здесь всеми врачами. Помогает замечательно! Это не вакцина бактериозная — a Reiz-Terapie: т. е. побуд организму справиться самому. Ни на сердце, ни на нервы, ни на пульс, ни на сон никак не действует. Посылаю бумажку. Впрыскиваю я себе сам — и шприц кипячу. Но Вам это кто-нибудь сделает.
Чтобы не забыть: как только получите это письмо — позвоните Кальн<ицкому>. [105] Там Вас ожидает какая-то посылочка спешная. Я не помню, кому я посылал статью для инв<алидов> — кажется ему. Так вот ему позвоните; а то в посылочке испортится что-нибудь. Там сами увидите и все поймете; и свое недоразумение поймете; это ничего. Только чтобы они поскорее доставили.
Очень любопытно слышать еще конкр<етные> отзывы о моей «Шмелевии». Пожалуйста — прочтите обе статьи подряд — это один опус, а не два. Такая статья — вроде лакмусовой бумажки — кто что несет о ней — поучительно.
Числа 27–28 апр<еля> я послал Вам простой бандеролью большой конверт с
1) главою о совести — машинопись,
2) выписки «критические» — к Лету Господню (карандашом).
Дошло ли это до Вас? Неужели нет?
Ради Бога, дорогой, не углубите свой бронхит! Лежать! Лежать! Не на постели, а в постели. И доктора!!
Я уеду отсюда 11-го утром. Не пишите мне больше сюда, а прямо в Берлин.
Если мои «статейки» Вас радуют, то я счастлив!
Обнимаю Вас и целую ручки Ольги Александровны.
Ваш Иоанн (имя ему).
1935. V. 8.
Завтра говорю здесь. И послезавтра. А 12-го в другом городе. 13-го — дома.
Радовался на Ваш «прием» у дворян!
Omnadin можно выслать отсюда как échantillon sans valeur. [106] Спросите своего доктора.
<Приписка:> Милый и дорогой друг!
Вы окажете мне величайшую услугу, если отправите прилагаемые письма заказными по адресатам. Поставьте, пожалуйста, свое имя и адрес в качестве отправителя (Exp<ress> [107]).
Очень тороплюсь и не пишу больше. Простите и помогите.
Сообщите мне расход во франках, я переведу Вам почтовыми бонами. Обнимаю.
245
И. С. Шмелев — И. А. Ильину <11.V.1935>
11. 5. 35.
Boulogne s/Seine
Дорогой друг Иван Александрович,
Сперва о важном. Спасибо, милый, получил Вашу главу «О совести», в самый разгар работ и хлопот, и прочитал залпом, отбросив все. Так меня «унесло» ото всего, подняло и — открыло мне как бы новый мир, дало ключ к разгадке многого, для меня темного. Поражает — ясность и сила доводов и углубленность. Я буду читать вторично и еще-еще, т. к. тут каждая строка — «рука ведущая», а я сейчас, будто ослепленный, ищу, ищу... и посему на неск<олько> дней оставил «Пути небесные», бросаюсь от Вас к Вл. Соловьеву, к Ап. Павлу... — и во мне многое раздирается, многое я не могу внять, бунтую-барахтаюсь... Вцепился в «Чтения о богочеловечестве», Соловьева... Господи, сколько я проглядел или мельком только видел. Хочу «до дна» опуститься, весь «гад подводный ход» видеть, слышать и — добраться духом до «ангелов полета». — Лист с замечаниями на «Лето Господне» тоже получил и благодарю. Конечно, надо «связать», выкинуть объяснения и повторения, во всем правы. А главное — «Рождество» в другом ключе дано, меня режет... но все объясняется жадностью-тревогой — скорей выпустить «Лето Госп<одне>», боялся, что не выживу... не успею. От души отлегло: а я-то страшился «основного провала», какого-то... Ну, уфф... благодарю сердечно, исправлю, если прид<ется> переиздавать. А, пожалуй, что и придется: шумят книги, — во вс<яком> сл<учае>, шум идет. Ваши две статьи так, видимо, трахнули, [108] что... «Ирод-царь смятеся и вся Иерусалима с ним». Прищемили кощенке фост! Я ихней газеты не читаю, а случ<ается> «добрые люди» приносят. Вчера князь Волк<онский> принес из-под нас и говорит: «мож<ет> быть это Вам испортит сон нынче, но я счел долгом...» И вот, прилагаю хфельетон Гадамовича-Содомовича: «Россия, Русь, святость», № 9 мая, четв<ерг>. Уви-дите, как «дерет» кощенку! Да ведь теперь «зашумит-загудит», вай-мир! Заполошились гады и погадыши, засвистали... лапсердаки и пейсики, застучали копытцами бесы и бесики, заполошилась-загвалтела «Иерусалима» и вся масонина и все шепчут::: «Святая Русь... неужто еще ее не удавили, не источили... на-си..?!» [109] Точили, давили, сто годов наша интеллигентщина плевалась, мазала, клеветала, взрывала, бесовала... а Она — жива, воспеваема! Она еще не запрятана, не подменена, не оклеветана, не растлена! Ее все хотели в виде купца- бог’оды [110] представить, как, «награбив», купчина-бог’ода лампадки теплит, «пудовые» свечи ставит, — дались им эти «пудовые»! — и «бьет лбиной в пол», а потом в... перину пуховую, с отрыжкой водки и редьки с квасом, волосы у купчины лампадным маслом намазаны... — так вся эта гадь — до Блока-ха, — изображала-мазала нашу «святую Русь». Издание продолжается, Кулишеры-Содомовичи стараются до-мазать... — Замечали, как жидки-писаки и прожидь всякая, когда хотят «русскнуть», — всегда так: «эй, ты, бог’ода!» — визжат с усмешечкой поганенькой?.. Вот у них вся Русь — «бог’ода», купчина, пудовая свеча и проч. бутафория. И это все от грязного-чахоточного бельишка Белинско-Доброл-Писаре-Черныш<евского> идет до поганенького «бесенка», от их прокуренных туберкулезных душонок-легких, от всей их злой и злобствующей чахлости-дохлости, от прогнивших носков, годами несменяемых. Ото всех этих «социалистов» с чесноком и без оного всегда для меня воняло — ношеным бельем, всеобщей неопрятностью, сыпало перхотью, пеплом табачным и душонкиным, гнилыми зубенками тянуло, харкотиной, — и они, сволота (простите сэ мо!), [111] еще... имели, могли заполучать в свое немытое, прогнившее владение... чудесных Вер, Наташ, Елен... вплоть до... целой России нашей! Взята и растлена бесами и выдана Хаму..! — Ну, я занесся. Прочитайте. Я прочитал и — возликовал. Наступили бесенку на хвост, даже не закрестили, а он... ви-и-изг пущает! Уверен: надо было ему «пущать», наказано... о Вашем «выступлении» по всем, конечно, литерат<урным> и литерадным стогнам шумит-шепчет Иерусалима, и такая, и без «запаха». Удивлены, конечно, все мои «собратья», шепчутся и завиствуют и облизываются... Ка-ак же можно!» Так, всенародно, и объявить: вон кто — наследник-то «славных наших»! Не ихний... — вот что глав<ное>! Я вдохновенно рад и счастлив! Теперь моему «Богомолью» и «Лету» — дорога даже в самую «Русалиму» обеспечена. Теперь, уверен, выписывают Ваши №№ Возр<ождения>, теперь бодрей осматриваться будут и верные: «а что, под жабер взя-ло..?!» Мне вон Содомович припомнил — с какой давности! — и «Родное», как Кочин у Тестова сидел, и «Солдат», о коих изрыгался блевотиной Кулишер 4 года тому в «П<оследних> Н<овостях>». И «голубки-теремки», и... (см. Степуна-Типуна,) и все. Да не возьмешь, щука, ерша с хвоста! По-здно. Я всегда был — я, за ихними сребрениками не гонялся, лапсердаков не лобызал... а ныне — и подавно. Мне они «С<олнце> Мер<твых>» превратили в «овраг, куда сваливалось награбленное у помещиков добро», — правда, все те же «П<оследние> Н<овости>». Меня в «голоса из гроба» давно поместили — «П<оследние> Н<овости>» — но ныне расшаркиваются перед «глубоким художником...» Не возьмут ни хвалой, ни хулой.
105
109
Над слогом «си» этого слова сверху написано: «(ши)». То есть: «на-си» означает «на-ши».
110
Над буквой «г» этого слова сверху написано: «(р)». То есть: «бог’ода» означает «борода».