Здесь все трогательны, природа, люди. Неужели будет разочарование? «Возр<ождение>» показало мне себя, — вот тебе за твое, «национальное»! А те, кто был хладен ко мне, когда меня еще не ударило, ныне — (и какая им от сего выгода!) чутки и ласковы.
Директ<ор> Латв<ийского> Тел<еграфного> Аг<ентства> Р. Берзинь во многом облегчает пребывание: бесплатн<ые> визы, поездки, предупредительность, со-братство. Я радуюсь здешнему порядку, труду, культурности. Лат<вийские> писатели — по глазам вижу, по тону, — друзья, почти друзья, с первой встречи! Правда, все доброе ныне как бы скользит по душе, молчит душа, полумертвая... — но — всякая мал<енькая> боль ныне — рана, добавка к ране незаживаемой. Здесь я не найду отдыха, его и никогда не будет, но вертишься, дергаешься — и немеет в душе, закруживается, тупеет боль, к<а>к во сне. Я хочу сказать Вам: к<а>к многим обязан я Вам, Вашему вниманию и чуткости ко мне! Вы, Вы открыли мне здесь доброту, притянули сердца. И еще хочу сказать! Дорожите, дорожите каждым мигом Вашей совместной, Вашей светлой жизни с Наталией Николаевной! Глядите непрестанно в глаза друг другу, цените каждый вздох ласковый, каждое движение сердца! Вот, только слабый отсвет Ее у меня — портрет. Да, Она — во мне, но это такое слабое...
тепла-то Ее, живой Ее нет и не будет... и никогда не будет.
Все во мне остановилось, и все, кажущееся еще живущим, самообман. Лелейте друг друга, от счастья плачьте. А мне радость даже, что березка у Ее креста на Ее могилке — еще жива. И вот, уехал — и далеко могилка. Уехал — обманывая себя, зачем уехал? Выполнить решенное вместе? Из ложного сомнения, страха, что обману людей, устроивших мне (нам!) поездку. Лучше бы там, мотаться между кварт<ирой> временной и вечной.
Я — в пустоте, как пылинка в ветре. Нет, ничего я не высказал Вам, милые, письмом этим. Не выскажешь. Но Вы поймете. К<а>к одинок я! Еще: цените каждый миг Вашей любви, дружбы, неразделимости. Цените — и будьте радостны.
Ив. Шмелев.
<Приписка:> Каж<ется>, я пробуду здесь до 10–15 окт<ября>. Не знаю... ничего не знаю. Без воли я, без планов.
284
И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <28.VIII.1936>
Милый и дорогой Иван Сергеевич!
Спасибо Вам за Ваши письма. Я постоянно думаю о Вас сердцем и чуется мне, что Божий Промысел по-прежнему над Вами и ведет Вас.
Не кончается наша жизнь здесь. Уходит туда. И «там» реальнее здешнего. Это «там» — земному глазу не видно. Есть особое внутреннее, нечувственное видение, видение сердца; то самое, которым мы воспринимаем и постигаем все лучи Божии и все Его веяния. Нам не следует хотеть видеть эти лучи и веяния — земными чувствами; это неверно, это была бы галлюцинация. Но мы должны учиться видеть сердцем, — уже здесь, и Господа, и тех светлых, которых Он отозвал к Себе. Из этого видения, которое столь дивно и славно известно Вам в искусстве, — родится единственное и великое утешение; родится созерцание, ради которого можно и должно жить на свете. Чуется мне, что Вам дано и предстоит выработать его в себе еще в большей степени, чем это Вам уже присуще. И для этого уведена Ольга Александровна в тот мир, чтобы Вам это открылось. Но не только для духовного общения с ней, а и для молитвы и для творчества. Но не в экстазе, а в трезвении и покое.
Простите мне, дорогой, что пишу Вам это и так. Но не могу не сообщить Вам о том, что думает о Вас мое сердечное чутье.