Напишите мне сюда. Я м<ожет> б<ыть> останусь до 3–5 июня.
Целую Вас и ручку Наталии Николаевны. Я написал Г. Е. Климову к Пасхе б<ольшое> письмо. Ни ответа, ни привета. Это уже — откровенное небрежение. Не понимаю ничего. Это — после всего-то! Что это значит??!
Ваш Ив. Шмелев.
<Приписка:> Сейчас я написал Дол<инско>му решительно и требую ответа. Решаю окончательно, если «Возр<ождение>» не напечат<ает> моей ст<атьи> о Вашей книге и на моих условиях, — я вступлю в «Посл<едние> Нов<ости>» — и в них я отвечу «Возр<ождению>» — и объясню читателям, почему так вышло.
И. Ш.
306
И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <31.V.1937>
Милый и дорогой Иван Сергеевич!
Простите, что молчу долго. Вымотан, удручен, озабочен!! Несмотря на все — пишу главу для книги: о Шмелеве (во как вырабатываю!) — листов на 4 1/2–5. И только что написал «рецензию» о «Няне» для Bereiner Tageblatt. Посему не думайте, что «забыл».
Радовался Вашему завоеванию в Праге. Очень хорошо! Распознали, черти, учуяли! То-то!
Книги мои идут потихоньку. Видели ли Вы клеветон Тхоржевского в Вырождении [285] о якобы «воине» якобы «Божием». Болван — книге повредил. Сам он скучен и ненужен.
Сколь прекрасен Ваш «Свет Вечный», помещенный в Вырождении! Спасибо за посвящение. Какие слова там, какая собранность! Очень хорошо.
До Климова я доберусь и все проверю. Пожалуйста, пришлите мне точную справку, когда и сколько Вы от него получили. Он в великом удручении и растерянности. Его надо щадить. И, пожалуйста, не слушайте тех штучек, которые Вам шепчет в письмах мать Милочки, [286] зовомая мною Гадочка! Это клеветница и подколодная змея. М<ожет> б<ыть> — и душевно больная.
Если вовремя придет виза, то 8 июня говорю в Женеве на «дне» культуры. К июлю думаем уехать куда-нибудь. Пишите!
Мечтаю прочесть Ваше об Осн<овах> Худ<ожества>. — Но стоит ли рвать из-за этого с Вырождением — не знаю. Семь раз примерьте!
Обнимаю Вас.
Ваш И. И.
1937. V. 31.
307
И. А. Ильин — И. С. Шмелеву <14.VI.1937>
Милый и дорогой Иван Сергеевич!
Где Вы? Отдохнули ли Вы после пражского триумфа? Какие у Вас намерения, какие планы?
Подходит годовой день кончины Ольги Александровны, и я каждый день думаю о Вас. Господь да утешит и укрепит Вас! Мысленно езжу вместе с Вами на ее могилу, сажаю и поливаю цветы... И, Боже мой, как мало мы можем помочь друг другу! Как скуден и беспомощен я перед таким горем, такого друга...
Пишу главу о Шмелеве для книги. Параллельно вышла написанная мною «рецензия» на Няню. В Берлинер Тагеблат. Посылаю ее Вам. Пусть кто-нибудь переведет Вам точно. Там взвешено каждое слово. Перевод Кандрейи плох, но не гибелен для книги. Я отозвался сдержанно.
Дорогой! Почему инвалиды не прислали мне газету с моей сказкой?! Смотрел из чужих рук в Женеве, а у меня нет ничего. Моя Пушкинская речь все еще не вышла. Будет ли печататься Ваша? Где? Когда? Очень хочу прочесть.
Душевно Вас обнимаю. Нат<алия> Ник<олаевна> шлет привет.
Ваш ИАИ.
1937. VI. 14.
До конца месяца здесь.