Наше положение сейчас трудное — что делать? Куда идти? Неужели все жертвы принесены даром? Страшно подумать, если это так.
Буду с нетерпением ждать вашей телеграммы и письма.
Изголодался по людям. Так бы хотелось повидать совсем своих.
Привет — целую
Сережа
12 мая <19>18 г.
Новочеркасск
Новочеркасск 28 мая <19>18 г
<В Коктебель>
Дорогая Пра, письма — Ваше и Макса — меня очень обрадовали — первое, что я получаю за все это время.
Не разделяю Вашего мрачного взгляда на будущее России. Сейчас намечается ее выздоровление и воссоединение и в ближайшем будущем (два — три года) она будет снова великодержавной и необъятной. Никто ее не сможет ни разделить, ни растоптать.
Говорю это, основываясь на фактах, о которых расскажу при свидании.
— Рвусь к Вам и, кажется, удастся вырваться недели на две. Только что перенес первый приступ возвратного тифа — жду повторения и по выздоровлении постараюсь выехать.
Я очень устал и даже не устал, а постарел: мечтаю о креслах, внуках и…. мемуарах.
Будьте здоровы — милая Пра — Целую Вас и Макса
Сережа
Спасибо Максу за стихи. Каковы они — не могу сказать, потому что принимаю теперь все восторженно. Необходимо об очень многом тебе — Максу — рассказать, но в письме — неудобно. Меня судьба опять бросила в самый центр будущего переворота. Но… я потерял вкус к ним — тем более, что последний переворот будет очень невкусным.
Пишите! Ваши письма для меня — большая радость.
Апр<еля> 12 дня 1919 г
<В Коктебель>[346]
Дорогие — Христос Воскресе![347]
Праздников в этом году я не видел. В Симферополе пробыл всего два дня и в Благовещение выступили на фронт. В Св<етлое> Воскресение сделали тридцативерстный переход, а с Понедельника были уже на фронте. 3 Апр<еля> был в бою. Выбивали красных с высот и сбили несмотря на сильнейший огонь с их стороны. Сейчас мы зарылись в землю, спутались проволокой и ждем их наступления. Пока довольно тихо. Лишь артиллер<ийский> огонь с их стороны. Живем в землянках. Сидим без книг — скука смертная.
На земляных работах я получил солнечный удар. Голова опухла, как кочан. Опухоль спустилась на глаза — должен был ехать в тыл, но отказался из-за холеры и тифа в лазаретах.
Сейчас опухоль спала.
Целую всех. Надеюсь в скором времени хотя бы на денек к Вам вырваться.
Сережа
27 Сент<ября> 1919 г
<В Коктебель>
Новороссийск
Дорогие Пра и Макс,
Пишу второпях в Новороссийске.
Сначала о деле. Деньги, к<отор>ые я Вам должен — вышлю из Харькова. Хочу выслать как можно больше, а расходы выяснятся только к концу пути. Это первое.
Второе: встретил в Новороссийске брата Всев<олода> Мейэрхольда.[348] Последний арестован, находится здесь в тюрьме и предается полевому суду с обвинением в активной помощи большевикам и в выдаче офицеров. Брат его уверяет, что обвинение нелепо и умоляет, если ты Макс можешь, чем-нибудь помочь его участи. М<ожет> б<ыть> ты напишешь Новгородцеву[349] или Гриму?[350] Сообщаю тебе на всякий случай адрес брата
346
Написано карандашом на бланке «РСФСР Политический Отдел 1-ой Червоной Казачьей бригады… дня 1919 г. №… Д. Армия».
348
В 1919 г. в Новороссийске жила вся семья В. Э. Мейерхольда. Он сам, лечившийся в Ялте, после занятия ее белыми, бежал в Новороссийск, где и был вскоре арестован. Хлопоты по его освобождению увенчались успехом — он был выпущен под залог (см. об этом подробнее: Гольцев Ю. В Москве и Новороссийске. В сб. «Творческое наследие В. Э. Мейерхольда», M.: BTO, 1978. С. 248).