20. Игорь Смирнов — Сергею Довлатову
Сережа, дорогой,
если бы ты приехал в Европу, то не разочаровался бы. Это — одна из самых понятных и потому приемлемых частей мира. Даже если ты соберешься только в Лондон, то я постараюсь все же встретиться с тобой и прилечу туда. Напиши, когда поедешь. Твоя характеристика русских за границей мне близка. То, что ты описываешь, я наблюдаю и в Германии. У русских полностью отсутствует идея Другого, уважения к чужому. Это — очень лирическая нация. Другое для русских — это либо то, что не существует, либо то, что не должно существовать. Я поддерживаю отношения только с теми людьми, которых знал еще по Сов<етскому> Союзу. Но, надо сказать, их скопилось в Мюнхене уже немало. И, несмотря на запрет на эмиграцию, они продолжают приезжать. Недавно моя жена вытащила из лагеря для беженцев на австрийско-немецкой границе Гарика Суперфина[1], и теперь он — в столице Баварии. Очень милый, но требующий постоянной заботы. Сашу Губарева[2] я не знал, но знал, если не делаю ошибки, его невесту, польку, живущую в Италии (т. е. не знал, а знаю). Она очень надеялась устроить ему фиктивный брак и вытребовать его таким путем к себе.[3] Из Сов<етского> Союза текут (лучше сказать, иногда протекают почти чудом) монструозные известия. Сеня Рогинский постоянно в карцере, ему сделали операцию, разрезали щеку, и теперь он будет со шрамом на всю жизнь. У Ильи Кабакова сожгли мастерскую, где лежали его знаменитые альбомы. Московских художников тягают в ГБ и требуют, чтобы они прекратили заниматься живописью. Опубликование чисто научной, не имеющей никакого отношения к политике статьи теперь рассматривается как преступление. Иногда получаю письма, в которых друзья просят, чтобы я не присылал к ним иностранцев. Я повесил на кухне портрет умирающего Андропова, но где гарантия, что его, так сказать, сменщик окажется лучше?
Недавно был в Голландии. Невероятно красиво и люди там — добродушнейшие, но жить в этой стране невозможно, п<отому> ч<то> вся жизнь вершится на виду у общественности. Сосед знаком не только с твоей женой, но и с любовницей. Вечером голландцы сидят перед не закрытым шторой окном на первом этаже и обедают так, чтобы каждый прохожий мог знать, что ты ешь и пьешь. Это — оборотная сторона нашей россейской медали: у нас Другой — говно, по морде его или облить презрением, или поучить жить, а в Голландии — Другой столь уважаем, что от него не делается никаких тайн. Петр Великий был невероятно вздорным и глупым человеком. Разумеется, его эксперимент по оголландиванию России не удался. Но все-таки благодаря ему можно, приехав в Амстердам, на секунду представить себе, что ты в Л-де. Кстати: вчера смотрел фильм Тарковского «Ностальгия». Невероятно плохо. Агитка. Русский ученый (которого играет Янковский, больше смахивающий на агента уголовн<ого> розыска), тоскующий в Италии по России и в конце концов умирающий. Плюс пустая многозначительность. Что-то в этой стране сломалось — не знаю почему. Не исключаю даже того, что кризис произошел из-за нас, из-за нашего отъезда. Это — не эгоцентрическое заявление. Просто каждый остающийся (оставшийся) оказывается перед странной альтернативой: или подаваться в эмиграцию вслед за другими, или становиться советским человеком. Эта альтернатива пришла на место более нормальной: или сотрудничать, или не сотрудничать с советской властью. Т. е. наш отъезд испортил страну.
Хотя я и очень рад твоим чисто литературным успехам, но должен заметить, что мне очень нравится твоя журналистика. Говорю это после того, как прочел в «Обозрении» твое выступление (не помню уже где). Ты, возможно, единственный настоящий русский журналист в эмиграции. Так что не бросай этого занятия вовсе. Я еще помню, между прочим, как ты поступал (по первому разу) на журналистику. И если уж зашла речь о ЛГУ, то Байбаков-таки в Нью-Йорке.* Это тебе Гейхман уже, наверно, рассказал.
Обнимаю.
Передавай приветы маме, жене.
Очень надеюсь вскоре увидеться. Рената кланяется.
Твой
Игорь
27. 06. 83.
* Мечтает с тобой увидеться, но очень боится при этом.
1. Габриэль Гаврилович Суперфин (род. в 1943) — филолог-архивист, правозащитник, в 1973 арестован, приговорен по ст. 70 УК РСФСР к 5 годам заключения и 2 ссылки, в мае 1982 эмигрировал, жил в ФРГ, в 1984—1994 — сотрудник Архива Самиздата на «Радио Свобода», в 1995—2009 — архивариус Института изучения Восточной Европы Бременского университета.
2. Александр Васильевич Губарев (1941—1983) — психолог, сотрудник Русского музея, ленинградский приятель С. Д. и В. А. Грубина, умер 24 мая 1983. Возможно, С. Д. сообщал об этом И. С. в несохранившемся письме.