— Ну всё равно же не меньше трёх метров. Значит, на беседке Стёпка спустился метров на десять. На гибком тросе. Наверняка его там из стороны в сторону ветром качало. И разве может вертолёт снижаться с той же скоростью, что и парашют?
— Да не в этом дело, — досадливо махнул рукой Никита. — Может может, может нет. Тут проверять надо. А есть такая ошибка, что и без проверки ясно: кранты парашютистам.
— Какая ошибка-то? — спросил Емельянов.
— Кресло с ребятами по-любому находится в проекции купола.
Никита быстренько нарисовал прямоугольник, обозначавший парашют-крыло, и небольшой кружок внутри него, соответствовавший креслу.
— Внести из проекции их может только при очень сильном ветре, но тогда и Стёпке в беседке ничего не светит. А если ветра нет, тогда ему до ребят не добраться: трос, на котором он висит, сомнет и потушит купол. Крыло в этом отношении очень неустойчиво, это знает каждый, кто хотя бы раз с ним прыгал.
— А ты прыгал? — спросил Аннит.
— С обычным купольным пару раз прыгал, — ответил Никита. — С крылом ни разу. Это ведь не простой парашют, а специальный. Его главные достоинства — в высокой точности приземления и возможностях управления полётом. А для спасательного парашюта главное совсем не это.
— А что главное? — спросил Серёжка.
— Надежность, конечно. И в этом плане обычный купол даст крылу сто очков вперёд. Там даже если несколько строп порвалось, то всё равно можно нормально приземлится. Если, конечно, не в ряд по краю купола. А вот с крылом такие шутки не проходят.
— Да уж… — пробормотал пионер. Представить себе, что произойдёт с парашютом-крылом при обрыве нескольких строп было несложно. Несложно. Но страшно.
— Присобачить к креслу пилота спасательный парашют-крыло это всё равно что… пассажирскому океанскому кораблю в качестве спасательной шлюпки подвесить гоночный скутер. Можно, конечно, вот только нафига?
Ответом Никите был очередной взрыв смеха. Идею со спасательным скутером пионеры оценили по достоинству.
— А так вообще сказочка как сказочка. Если не воспринимать ее буквально, то даже интересно, — великодушно подвел итог Никита.
И это снисходительное одобрение ужалило Игоря гораздо больнее, чем все предыдущие упреки. Никита словно нарочно старался посильнее унизить Летягина и последней фразой сравнял героя, на которого ровнялись миллионы мальчишек по всей Галактики с каким-то… каким-то…
— То есть, у тебя Олег Летягин кем-то вроде Иванушки-дурачка получается? — словно прочитав мысли Игоря спросил Валерка.
— Мог бы получится. Если все эти глупости про "времени не было", закрылки и парашют-крыло убрать. Просто "по щучьему велению, по Олегову хотенью пусть ляжет перед губернатором планеты подробная карта". Иванушка же не пытался всех убедить, что он великий специалист по моторизации печей. И сказка не предлагает в жизни всерьез рассчитывать на волшебную щуку. А так получается обман какой-то. Словно Олег этот придумал себе подвиг и всех вокруг убеждает, какой он герой.
Серёжка даже вздрогнул внутри от того, как его мысли, оказалось, текли параллельно с мыслями Никиты.
— А то наслушаются в детстве таких сказок, поверят чудесную силу глупости и получается, как на Раде, — добавил Никита. И в комнате вдруг стало тихо-тихо. Наверное, было бы слышно, как звенит комарик, если бы комарик в это время в классе был. Но комара не было, поэтому Серёжка, например, слышал как учащенно бьется в груди собственное сердце.
— Что ты хочешь сказать про Раду? — первым прервал молчание Аннит, единственный человек в классе, не осознавший значения того факта, что у Радослава и Игоря Мурманцевых одна и та же фамилия. Просто потому, что получая направление в штабе, он совсем не придал значения фамилии своего нового командира.
— Хочу сказать, что если бы капитан Мурманцев не глупил, то мог бы стать настоящим героем, — спокойно пояснил Никита.
— Мог бы?! — возмутился Аннит. — Да он и есть герой! Он и его команда совершили подвиг! Как экипаж крейсера «Варяг»!
— "Варяг"?! — в свою очередь напружинился Никита. — Ты вообще хоть что-то про «Варяг» знаешь, кроме названия?
— Про крейсер «Варяг» знает каждый пионер, — включился в разговор Серёжка.
— Хорошо, расскажи, пожалуйста, что известно каждому, — попросил Никита.
— Крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец» были блокированы японской эскадрой в нейтральном порту в начале русско-японской войны. Поскольку войну начала Япония, то они смогли напасть неожиданно и заблокировать крейсеру выход из порта. Японцы предложили командиру корабля капитану Рудневу сдаться, обещая всему экипажу жизнь, но он отказался. «Варяг» и «Кореец» пошли на прорыв. Они нанесли врагу серьезный урон. Повредили несколько крейсеров. Потопили один миноносец, но силы были неравны. «Варяг» получил большие повреждения и вернулся в порт, чтобы починить их и попытаться снова прорваться. Но в порту выяснилось, что быстро починить крейсер нереально. И тогда Руднев приказал затопить «Варяг» и «Кореец», чтобы они не достались врагу.
— Так, а вот теперь скажи, зачем капитан Руднев всё это делал? — задал мальчишка следующий вопрос.
— Потому что он был русский офицер, для которого честь и долг были важнее сохранения своей жизни, — отчеканил Серёжка.
— Нет, я не об этом. Я о тактике. Чего он добиться хотел? Просто дорого продать жизнь или чего-то ещё?
— Конечно чего-то ещё. Я же сказал: «Варяг» шел на прорыв. Ты что, не слышал?
— Да, слышал, конечно. Но вот если бы он прорвался, что бы Руднев стал делать дальше?
— Ну, спросил… Не знаю. Наверное, присоединился бы к остальным кораблям русского флота.
— Я тоже так думаю, — кивнул Никита. — Если бы «Варяг» смог вырваться из ловушки, которую ему устроили японцы, то капитан Руднев повел бы крейсер в Порт-Артур или во Владивосток, на соединение с основными силами Тихоокеанской эскадры.
— Ну и? — Серёжка пока что не мог взять в толк ход мыслей товарища.
— А вот как думаешь, если бы японцы предложили бы Рудневу уйти куда угодно без боя, он бы согласился?
— Э… — пионер почесал лохматый затылок. — Наверное, согласился бы. Раз он ради этого прорывался.
— Вот и выходит, что Мурманцев отказался от того, за что погибали моряки-герои на крейсере «Варяг». Так что уж надо выбирать что-то одно: либо Мурамцев сглупил, либо экипаж «Варяга» погибал по-глупому.
— Не надо ничего выбирать, — постаралась примирить разошедшихся мальчишек Ленка. — Оба они герои, просто по-разному. Мурманцев по-своему, Руднев по-своему.
Но Никита явно не был настроен на мировую.
— Что героического сделал Руднев я понимаю: использовал все возможности, чтобы прорваться к главным силам русского флота. А в чем у Муманцева героизм?
— Он добыл для России планету. Не зря же её назвали Радой — в честь него, капитана Радостава Мурманцева, — ответил Димка Салугин.
— Добыл? Минуточку. Разве сейчас на Раде есть хоть один русский солдат или колонист?
— Какая разница? — пожал плечами Аннит. — Сейчас нет, после победы будут.
— Вот именно, что после победы. Чтобы добыть Раду, надо выиграть войну.
— Ты сомневаешься в нашей победе? — Игорь думал, что наконец-то пригвоздил нахального мальчишку. Прижал его так, что отступать некуда. Скажи он «нет» и ребята, не смотря на то, что явно прониклись к нему симпатией, зачислят его во враги. Должны зачислить, не имеют права поступить иначе. Скажет «да», и вот тогда Игорь шаг за шагом медленно и неотвратимо придавит его убийственной логикой.
Но Никита словно не заметил ловушки. Он обошел её легко и изящно, словно походя легкую паутинку смахнул:
— Я сомневаюсь в том, что если была война, то не нужно считать что её солдаты добывали результат победы. Мурманцев добыл России Раду? А те кто, погибали в битвах у Спики и Канопуса, выходит, не при чём?
— Ты перевираешь мои слова, — Игорь сдерживался из последних сил. Негодяй бил по самому дорогому. Мало того, что битвы на орбитах Спики и Канопуса были самыми славными страницами войны с ултами, самыми блестящими победами землян, так ещё и отец Игоря геройски погиб как раз в первом из этих сражений. — Я не говорил что они не при чём. Каждый сделал своё дело. Солдаты участвовали в боях, а Радослав Мурманцев поднял над Радой российский флаг.