Лицо Алана потемнело от гнева. Вильго и еще несколько человек из Алаканской гвардии схватились за рукоятки мечей. Прав был Мириэт — за мной пришли. Мы с мужем уже давно ожидали чего-то подобного и даже выработали определенный план поведения.
— В чем обвиняют мою жену? Кто жаловался на нее?
— Список велик, эр. И первой в нем наша прихожанка, добродетельная эра Абигэль. Она поведала нам о вопиющих случаях богомерзкой лесной магии, творимой в Аркадуне. Не спеши гневаться. Мы не стали бы основывать обвинение на непроверенных фактах. Эл Малеч, долгое время проживший в этих краях, и элла Кинна, служившая в твоем доме, весьма уважаемые люди, подтвердили слова эрры Абигэль. Ты был очарован женщиной-подменышем, — жрец снисходительно кивнул, — лесной ши, прокравшейся в мир людей под видом знатной особы. Такое часто бывает, не вини себя.
— Моя жена не подменыш! — прорычал муж. — Как смеете вы…?
— У нас много свидетельств использования ею лесной магии, в том числе любовных чар пикси, — безымянный ничуть не смутился. — Она в открытую препятствовала следованию добродетельным законам Строгого Бога в этом доме, а также потворствовала разврату и любовным связям с сидами. Твоя дочь. Она уже наказана? Если нет, доверься Храму, брат, передай ее и ее ублюдка в руки экзорцистов. После изгнания лесных ши, если Бог проявит милость, ты получишь дочь назад. К сожалению, твоя жена слишком далеко зашла по тропе порока, Саум решит ее судьбу так, как она заслуживает.
Алан рванулся вперед, я едва успела поймать его за рукав. Мы же договаривались, — сказал мой взгляд. Спокойствие — только это поможет нам правильно оценить ситуацию и выиграть время. Меня жрецы будто бы не замечали, но я чувствовала их «сканирующее» внимание. Что-то было в них… неправильно, если это слово вообще можно было применить к ситуации. Особенно смущал меня жрец, стоявший справа — тип со шрамом на подбородке, край которого виднелся из-под капюшона.
Алан шумно выдохнул и произнес:
— А если я не отдам свою жену и дочь?
Жрец наклонил голову к плечу:
— Стоит ли гневить Великое божество, эр? — не дождавшись реакции, безымянный продолжил: — Тогда Храм придет и возьмет их сам. Даем тебе время до месяца ила, а далее — пеняй на себя.
Жрецы развернулись и под полными ненависти взглядами гвардейцев и замкового люда, собравшихся у ворот, двинулись к своей повозке.
— Фантоши, — произнесла Нея, появившись из песчаного смерчика и подтвердив мое предположение. — Долговязый и вон тот, со шрамом. Тот, кто говорил — нет. Человек. Остальные не люди. Не живые люди.
— Слуа? — похолодела я.
— И да, и нет. Слуа — мертвецы, и души их, вызванные из царства мертвых, при них. А этот… со шрамом. Видишь, как он двигается? Словно тело ему не до конца подчиняется. Словно тело его, а дух — нет. Я чувствую его раздвоенность.
— Как? Как чувствуешь?
— Будто если захочу его Позвать, мне не на кого будет направить Зов.
— Мне он кажется знакомым… и незнакомым, — пробормотала я, вглядываясь в неуклюжую фигуру жреца, влезающего в повозку. — Эх, знать бы, есть ли на них амулеты. И Ивану Дмитриевичу сообщить, срочно. Начало месяца ила. Это ведь через пять дней.
А еще мне рожать в первые дни следующего месяца, так сказала элла Рокка. У меня родится дочь. Я верю предсказанию пожилой эллы с даром Видящей, она еще ни разу не ошибалась.
— Эй, а ты что здесь делаешь? — воскликнула дриада.
Уж Аретте точно не разрешалось выходить. Девочка, очень вытянувшаяся за год и немного стеснявшаяся своего роста, на этот раз с радостью использовала его для удовлетворения любопытства. Она поднялась на цыпочки и рассматривала гостей поверх плеча Неи.
— Фу, — протянула Аретта, зажав нос, — как же здесь воняет! Они что, в дохлой кошке обвалялись?
— Кто? — не поняла дриада.
— Они, — девочка ткнула пальцем в жрецов.
— Они ушли уже. А ты их отсюда чувствуешь? — спросила я.
— Конечно, — прогундосила Аретта. — Как вы вообще выдержали? Меня бы стошнило.
— Фантомы, — угрюмо констатировала я.
Аретта — «смеллер» или «нюхачка». Капалов обрадуется. А то тут все протестированные Капаловым и Клязминым потенциальные ученики для Академии — молодежь с «неявно выраженными» талантами. Уж Аретта-то точно явно выраженная. Ее, кстати, единственную не проверили, просто не успели. У Ивана Дмитриевича и Меркурия Родионовича была уважительная причина: сиды напоили их своим вином на свадьбе Дини и Оримы. Хорошо, что Меркурий Родионович оказался более стойким, чем его коллега, и вовремя вытащил Ивана Дмитриевича из-за стола, не дав тому во всеуслышание исполнить зажигательную песню «Семь-сорок».