– Да, думаю, спит.
– В таком случае придется ее разбудить. Принеси нам чаю и немного бренди. И поесть чего-нибудь. – Он прошел мимо меня и поднялся по лестнице. – Фергюсон, следуйте за мной.
Фергюсон, обдав меня холодом и запахом мокрой шерсти, пошел за ним. Спохватившись, он обернулся и вручил мне шляпу. Я повесил ее на крючок рядом с цилиндром мистера де Хэвиленда, нарочно вонзив ногти в мягкий фетр. Мне не хотелось выполнять приказы мистера де Хэвиленда, но, закрыв входную дверь, я оказался в кромешной тьме. Волей-неволей пришлось зажечь лампу. Гости наследили в коридоре и оставили на ступенях лестницы россыпь прессованной грязи, выпавшей из рифленых подошв ботинок.
Я заколебался. Негодование и неуверенность тянули меня в разные стороны. Наконец я пошел на кухню и заварил чай, уговаривая себя, что делаю это для Середит.
Но когда я постучал, мистер де Хэвиленд ответил:
– Не сейчас. – У него был выговор жителя Каслфорда, а голос напомнил мне кое о ком.
Я громко крикнул через дверь:
– Но вы сказали…
– Не сейчас!
– Эмметт? – раздался слабый голос Середит. – Заходи.
Она закашлялась, и, толкнув дверь, я увидел, что моя хозяйка лежит, вцепившись в одеяло, словно пытается отдышаться. Ее глаза покраснели и слезились. Она подозвала меня. Мистер де Хэвиленд стоял у окна, сложив руки на груди; Фергюсон – у очага, посматривая то на своего спутника, то на Середит. Комната вдруг показалась очень маленькой.
– Это Эмметт, – с трудом выговорила Середит, – мой ученик.
– Мы уже виделись, – ответил я.
– Раз ты здесь, – начал де Хэвиленд, – может быть, тебе удастся уговорить Середит не делать глупостей? Притащились к ней из самого Каслфорда, а она не разрешает доктору ее осмотреть.
– Я вас не приглашала.
– Нас позвал ваш ученик.
От взгляда, который она метнула в меня, мои щеки запылали.
– Что ж, простите, что он зря потратил ваше время.
– Глупости какие. Я занятой человек, и вы это знаете! У меня срочные вызовы…
– Я же сказала – не приглашала я вас! – Середит отвернулась, как ребенок, а мистер де Хэвиленд взглянул на доктора и закатил глаза. – Со мной все в порядке. Простыла на днях, вот и все.
– Ваш кашель мне не нравится. – Доктор впервые обратился к ней напрямую: говорил он тактично и даже вкрадчиво. – Расскажите подробнее, как вы себя чувствуете?
Середит по-детски скривила рот, и я не сомневался, что она промолчит, но, переведя взгляд на де Хэвиленда, моя хозяйка ответила:
– Чувствую усталость. Знобит. Болит в груди. Вот и все, пожалуй.
– Позвольте я… – Фергюсон потянулся и взял ее за запястье, прежде чем она успела отдернуть руку. – Да, теперь все ясно. Благодарю. – Он взглянул на мистера де Хэвиленда, и в его взгляде мелькнуло непонятное мне выражение. – Больше мы не будем вам мешать.
– Прекрасно. – Мистер де Хэвиленд направился к двери, помедлил у кровати, будто хотел что-то сказать, и пожал плечами. Затем с рассеянной решимостью, означавшей, что я должен уступить ему дорогу, вышел из комнаты. Фергюсон последовал за ним, и мы с Середит остались наедине.
– Простите… Я волновался за вас.
Но она меня, кажется, не слышала. Ее глаза были закрыты, лопнувшие сосуды на щеках краснели, как разлившиеся алые чернила. Однако она знала, что я все еще здесь, потому что через минуту махнула рукой, молча приказывая мне удалиться.
Я вышел. Свет лампы заливал ступени лестницы и перила, окрашивая их бледным золотом. Снизу доносились голоса гостей. Прежде чем спуститься, я остановился и прислушался. Голоса звучали отчетливо.
– …упрямая старуха, – говорил де Хэвиленд. – Простите, доктор. Из слов почтальона у меня сложилось впечатление, что она просила…
– Не извиняйтесь, дорогой друг. Как бы то ни было, я видел достаточно, чтобы сделать выводы. Она слаба, разумеется, но реальной опасности нет – разве что ей внезапно станет хуже. – Раздались его шаги, и я догадался, что он пошел за шляпой. – Вы уже решили, как поступите?
– Я останусь здесь и буду присматривать за ней, пока ей не станет лучше или…
– Жаль, что она живет в такой глуши. Если бы она жила в городе, я был бы рад навещать ее.
– Да уж, – фыркнул де Хэвиленд. – Середит – ходячий анахронизм. Она все еще живет в Темных веках. Если уж ей так хочется продолжать заниматься переплетным делом, она могла бы работать в моей мастерской в полном комфорте. Вы даже не представляете, сколько раз я уговаривал ее переехать. Но она ни в какую не желает уезжать отсюда. А теперь вот еще взяла этого треклятого ученика.
– Да, она может быть упрямой.
– Не то слово. Она кого угодно доведет до белого каления. – Он с присвистом выдохнул через сжатые зубы. – Что ж, придется мне потерпеть и попытаться заставить ее образумиться.