Спазм мучительной тревоги пронзил Гордона Карлайла. Прозвучал первый намек, что его и без того сложное ухаживание еще больше осложняется из-за появления соперника.
— Кто это?
— Камердинер сенатора Опэла. Очень мне нравится. Так что, извините, мистер Карлайл, я возвращаюсь к нему.
Герти отправилась своей дорогой, и даже ее черные волосы источали отвращение.
Карлайл застыл на месте. Ревнивая ярость обуяла его. Эгглстон!
При первой же возможности, решил он — единственное вразумительное решение, какое оказался способен выдать его взбаламученный ум, — надо взглянуть на этого Эгглстона. И если при осмотре выяснится, что тот не слишком уж грозный здоровила, он уж знает, как с ним поступить!
Глава XII
День возвращения миссис Гедж в шато, чьей временной арендаторшей и владелицей она была, был так же хорош, как и многие предыдущие.
Лето в Сен-Роке стояло на редкость прекрасное, и если иные из жителей городка и окрестностей, не оценили его в полной мере, вина целиком на них, а не на погоде.
Вовсю сияло солнце, невольно помогая читателям нашей повести произвести тот обзор с высоты птичьего полета, какой мы изредка совершаем, взяв паузу, чтобы ярче высветить наиболее интересных персонажей этих страниц.
Виконта де Блиссака, этого современного отшельника, забившегося в свою обитель, вполне можно пропустить. Нет нужды упоминать и Супа Слаттери, укрывшегося у себя в комнате из-за легкой простуды.
Но передвижения остальной нашей маленькой компании заслуживают краткого упоминания.
На лужайке у озера, среди кустарников, Герти Галошка (она же Мэдвей) таяла от комплиментов Блэра, которые неизменно держались на самом высоком уровне, так как оратор ежесекундно ежился от присутствия своего хозяина — сенатора Амброуза Опэла, прячущегося в кустарнике поблизости и ловящего каждое словечко. Сенатор придерживался твердого убеждения, что под его неусыпным личным надзором подчиненные трудятся куда плодотворнее.
Гордон Карлайл удалился на прогулку по окрестностям — не из-за того, что так уж любил физические упражнения, а в надежде, что усталость тела несколько облегчит страдания души. Душу его снедала бешеная ревность.
Джейн Опэл сидела у себя в комнате, писала письма. Пэки усиленно отговаривал ее от этого занятия, но у нее, как и у всех женщин, наступил момент, когда откладывать корреспонденцию дальше уже некуда.
Так что Пэки побрел на террасу, воспользовавшись одиночеством для выработки плана — как убедить миссис Гедж, когда та приедет, чтобы она освободила венецианскую спальню, уступив ее мистеру Геджу. На этом, четко осознавал Пэки, зиждется весь успех предприятия.
Мисс Путнэм засела в библиотеке, решая кроссворды.
Кухарка возилась на кухне, пекла пирог для своего суженого, симпатичного молодого человека по имени Октав, жандарма из того летучего отряда, который преследовал Супа Слаттери в вечер праздника. Жандарм дожидался в кустах у кухонной двери.
Гедж находился на пристани — пришел встречать жену. А миссис Гедж, стоя на палубе парохода «Антилопа», болтала с пассажиркой, с которой познакомилась в плавании.
Пароход «Антилопа» осторожно скользил, причаливая. Процесс этот, как обычно, сопровождался гудками, криками, звоном колокола, и Геджу, старавшемуся затеряться в маленькой группке на пристани, казалось, что пароход не причалит никогда. Каждая минута, проведенная на открытом пространстве, на виду, вызывала невыносимые муки. Он уже приметил за углом двух жандармов; кто знает, глядишь, еще с десяток таятся в засаде. В любой момент бедняга ждал криков: «Караул! Убийца!» Не успеешь оглянуться, как вся французская жандармерия гурьбой накинется на тебя.
Гедж горестно размышлял о напасти, в которую ввергла его судьба. И за что, спрашивается? Он всего-то опрокинул несколько стаканчиков, как и полагается любому нормальному мужчине, в ком течет красная кровь, по случаю праздника. И что же? Теперь у него на совести убийство и ему приходится скрываться от полиции. Ну почему это приключилось именно с ним? Ведь на празднике была целая толпа гуляк, и все упились не меньше его, но они не набрасывались на виконтов. Этот жуткий поступок судьба приберегла только для него, Веллингтона Геджа, что представлялось ему дискриминацией чистейшей воды, крайне нечестной и несправедливой. Грохот опущенного наконец трапа прозвучал музыкой для его ушей.
Возвратившихся путешественников приветствовали родные и близкие. Вскоре показалась и миссис Гедж, переговариваясь через плечо с девушкой, такой ошеломительно красивой, что Гедж на минутку позабыл обо всех своих неприятностях и машинально поправил галстук. Хотя он и был смиренным мужем, но красивой девушки мимо глаз никогда не пропускал.