— Да уж, это точно. Именно что жестокие, — поддакнул Слаттери. — Никогда не знаешь, что у них на уме. Да хоть меня возьми, к примеру. У-у, я б роман о них мог написать! Самая хитрющая моя партнерша вдруг бац! — бросает меня на полуслове. Ни телефона, ни записочки! Ну, ничего!
— Без Герти я погибаю.
— А я — без той дамочки. Джулия ее звали.
— Работать не могу, я вот про что.
— Ну так и я об том же. В делах без нее — никуда. Между нами с Джулией никаких таких цветочков-василечков и в помине не водилось. Ты с ней был знаком, а?
— Нет.
— Э-эх, какая была наводчица! Так ловко умела напроситься в разные шикарные дома. И всегда ей все с рук сходило. Потому что у нее был стиль, ну что ты! Дамочка — высший класс! Книжки разные читала, то-ce… Послушать, как она говорит, так подумаешь, она в светском календаре числится.
— А Герти…
— Джулия, — властно захватил беседу Слаттери, — работала со мной несколько лет. А потом вдруг в один прекрасный день, четыре года назад, считай, до этой вот самой минуты, вдруг брякает — как гром среди ясного неба: все, она завязала. Вот так вот. Ни тебе объяснений, ничего. Дала, считай, пинок под зад, и поминай как звали. А я-то всегда после каждого дела делился с ней по-честному, никогда не жульничал. Ни разочка не нагрел. Ни на цент! Иногда мне сдается, чем честнее ты с этими вертихвостками, тем паршивее они с тобой обходятся. Вот так-то, сэр! Улетучилась, и другой такой у меня уж не появилось. Я опускался все ниже и ниже. — Слаттери замялся. — Хочешь, чего скажу, Втируша? Сейчас, случается, я даже уличным грабежом промышляю! Вот как!
— Ну да?! — В тоне Карлайла, как он ни старался, проскользнула осуждающая нотка. Он не хотел, конечно, строить из себя сноба, но в криминальном мире существуют свои социальные степени и ранги и всем известно, что уличные грабители — люди не первого сорта.
— Надо ж человеку как-то жить! — покраснел Слаттери.
— Ну кто ж спорит.
Повисло тяжелое молчание. Когда Слаттери заговорил опять, было ясно, что он стремится восстановить свою репутацию.
— Конечно, я и сейфами занимаюсь, если подвернется случай. Вот и здесь, в городке этом, намечается крупная работенка. Хоть завтра бы провернул, будь у меня партнер для наводки.
Карлайл встрепенулся, отбросив все свои неодобрительные мысли.
— Что? Прямо в этом городе?
— Да так, в миле от него. В таком, знаешь, Шатублиссак.
— Не слыхал, — покачал головой Карлайл. — Незнаком я со здешними местами.
— Выше на холме, за казино. Его снимает какая-то американская дама. Что-что, а брюлики у нее водятся.
— Наверняка-то не знаешь?
— Должны водиться, раз дамочка арендует такой шикарный дом.
— А может, в банке их хранит. — Неудачи сделали из Карлайла пессимиста.
— Может, и так. Да и что толку волноваться? У меня же все равно нет человека для работы в доме.
— Ну, внутреннюю работу, предположим, мог бы сделать и я, — вызвался повеселевший Карлайл. — Если дойдет до крупного дела, почему бы и мне не стать наводчиком?
— А как ты проникнешь в дом? Такие вот дела… Сам видишь, мужчина тут не годится. — Допив стакан, Слаттери поднялся. — Ладно, пойду прогуляюсь. Ты остаешься?
— Без разницы, где сидеть, — мрачно отозвался Гордон. Упадок промышленности угнетающе сказывался на его настроении.
Слаттери, выйдя на залитую солнцем улицу, бесцельно побрел к гавани. Когда бесцельная прогулка привела его в узкий и почти безлюдный переулок, он заметил идущего впереди пузатенького коротышку, углубившегося в чтение письма.
На минутку Слаттери заколебался. Потом, слегка вздохнув, вынул револьвер. Низкосортная, что и говорить, работенка, но выпадают времена, когда всякая мелочь сгодится. Бочком, незаметно, он пристроился к коротышке. И скомандовал:
— Руки вверх!
Гедж послушно их поднял. И без дополнительного стимула в виде револьвера он с готовностью оказал бы любезность такому громиле. Однако он тут же впал в полуобморочное состояние, какое порой вызывал в нем взгляд жены, но сейчас примешивалась тревога и слабое теплое сочувствие к заблуждавшемуся на его счет грабителю, принявшему его за ступеньку к богатству.
Слаттери, производивший проворный осмотр левой рукой, видимо, уже обнаружил тошнотворную истину. На грубом его лице проступила разочарованность, а кончик сломанного носа задергался от такого явного крушения иллюзий. Весь вид его кричал: вот человек, внезапно ткнувшийся носом в грубую реальность жизни!
— У тебя что ж, совсем, что ли, наличности нету? — брюзгливо спросил он.
— Ни цента! — вздохнул Гедж.
Слаттери горестно крякнул. На вид Гедж был толстячком богатеньким, и он рассчитывал на хороший куш. Спрятав револьвер в карман, несчастный грабитель сбил на затылок шляпу отчаянным и несколько даже байроническим жестом, при виде которого у Геджа вырвалось:
— Эй! А ведь я тебя встречал!
— Да? — равнодушно бросил Слаттери; ему уже все было безразлично. Столько суеты и хлопот, а в результате — денег даже на ленч не наскреб!
— Ты тот самый парень, который грабил меня в Чикаго!
Слаттери окинул его скучающим взглядом, говорившим: «Ах, у меня столько знакомых!»
— А в чем ты был одет?
— В серый деловой костюм с синей саржевой ниткой.
— Нет, не припоминаю. Извини.
— Ну конечно же, это был ты! Тогда еще подскочил коп, и ты заставил, чтобы я взял тебя под руку. И мы пошли от него будто старые дружки. Еще пели! Не помнишь, а?
— Чего пели-то?
— «О, руки бе-елые, как я ва-ас любил!» Ты подпевал басом.
Лицо Слаттери внезапно осветилось.
— А ведь и правда! Теперь припоминаю. Так-так!
— Долгонек путь отсюда до старого Чикаго!
— А то!
— Они мне и фамилию твою назвали. Сейчас вспомню…
— Они — это кто?
— Копы. Когда я им тебя описал. А, вот! Вспомнил! Суп Слаттери. Один из копов заметил, что похоже на Супа Слаттери, а другой добавил, да, очень может быть, это Суп и есть. И опять стали играть в шашки. Удивлялись только, с чего это вдруг ты стал грабить людей на улице. Сказали, ты эксперт по взлому сейфов.
— Случается, что и уличным грабежом подрабатываю, — несколько сдержанно объяснил Слаттери. — А что, есть возражения?
— Никаких! — поспешно заверил Гедж. — Решительно никаких! Лично я ничуть не против.
Возможно, Гедж даже ввернул бы классический прецедент с Микеланджело, который тоже не удовлетворялся одним видом искусства, но Слаттери уже вернулся к животрепещущему вопросу дня.
— Послушай, а чего ж у тебя наличных-то нету?
— У меня никогда не водится.
— А по виду — богатенький.
— Богата моя жена. Просто ужас! Покойный муж оставил ей миллионы.
— А ты, значит, подсуетился и ободрал вдовицу? Недурно устроился.
Настроен Слаттери был весьма неодобрительно. Не чуждый сентиментальности, он, когда видел в кино холодный брак по расчету, всегда свистел в знак осуждения.
Гедж уловил оскорбительный намек.
— Женился я не из-за денег, — с чувством возразил он. — Я и сам в то время был богат. Но, к несчастью, играя на бирже…
Теперь в манере Слаттери не осталось и капли суровости. С теплым, сердечным интересом смотрел он на Геджа.
— Так ты тоже угодил под большой крах?
— Ну! Все потерял. До последнего доллара.
— И я. — Слаттери поморщился при воспоминании. — Крутой вираж! Вот были денечки! Точно ухаешь вниз на скоростном лифте! Были у тебя «электрические»?