Во-вторых, исхудавшее, осунувшееся лицо вампира оказалось неожиданно притягательным. Эйна была вынуждена признаться себе: красив. Очень красив. Идеально правильные черты лица, за исключением горбинки на носу и узковатого, как у всех вампиров, подбородка. Если бы не черные, как смоль, волосы, брови и ресницы, вполне можно было бы принять за эльфа… особенно в нынешнем состоянии. Скорее всего, с сознанием к нему постепенно вернется и свойственная его расе мускулистость – они не были массивными, как люди, но и до сухопарости эльфов вампирам было далеко. Пока же…
Ее взгляд снова скользнул по высокому, ровному лбу, на котором только наметились мелкие морщинки между бровями, выдавая привычку хмуриться. Получается, сколько ему лет – восемьдесят? Сто? Вряд ли больше…
Черные брови с легким изгибом, неожиданно пушистые ресницы… интересно, какого цвета у него глаза? У его сородичей они чаще красноватые, но бывают и черные, и карие, и даже темно-синие…
Можно было бы поднять веки и посмотреть, если бы он не был вампиром. У них во сне зрачок расширялся настолько, что занимал всю радужку…
Взгляд задержался на губах, скорее узких, но не таких, как у лорда Дариэта, к примеру, более чувственных…
И Эйна вспыхнула, кляня себя за недостойные целительницы размышления. Если бы отец узнал – выгнал бы без разговоров за такое. А то и выпорол.
Правда, такое случалось всего дважды…
В первый раз в детстве, когда она удрала из дворца в лес за ежевикой – и наткнулась на караван работорговцев, которых давно и безуспешно разыскивали по всей Эльфилирэли. Эйну тогда едва успели спасти, и от лорда Лориэля влетело всем, включая ее венценосных тетю с дядей. Во второй раз – когда она зачиталась очередным романом, вместо того, чтобы за эликсиром следить, и отец лишился по ее милости полусотни ценных ингредиентов, семь из которых стоили целое состояние и были доставлены ко двору по личному распоряжению императора. Ей тогда было стыдно даже не столько перед отцом, сколько перед Аргихаром…
Но худое, красивое лицо пациента упорно притягивало взгляд.
Сдавшись, Эйнариле принялась снова рассматривать его.
Ничего ведь не случится, если она, наблюдая за ним, немножко помечтает? Совсем чуть-чуть…
Глава 15
Даскалиар Данком-Эонит Дариэт, стоя с чашкой кофе у окна в своей личной библиотеке, наблюдал за двумя человечками, беспечно резвящимися в дальнем, уже основательно заснеженном саду.
Приятно было видеть, что юная госпожа Банард полностью поправилась. Он заходил еще раз на третью ночь, когда девушка крепко спала в комнате в старом крыле, и повесил на нее магический маячок сроком на десять дней – на всякий случай. Но, похоже, напрасно. За прошедшие пять дней ее боль стихла. Возможно, отчасти этому способствовал тот факт, что две человечки успели сдружиться.
Что, кстати, тоже интересно. Ашасси, несмотря на свое происхождение, получила определенный статус в этом замке и была куда выше по положению, чем какая-то горничная. Однако ни капли не зазналась и охотно общалась с ней…
Ханке вдруг повернулась в сторону дворца, словно прислушиваясь. Крикнула что-то, затем весело помахала Ашасси и побежала к входу для слуг.
Девчонка осталась.
Он вздохнул, с тоской глядя на белоснежные сугробы в дальнем парке. Ближний был идеально расчищен, там прогуливались придворные и гости. Но дальний нравился ему именно таким – полудиким, заросшим… живым.
Жизнь во дворце всегда напоминала болото – вроде бы событий много, но все отдают жутким однообразием. Даскалиар даже подумывал о кратковременном отъезде в другой регион после завершения переговоров с Черноземью, но… Но вмешалась провидица со своим пророчеством, по которому выходило, что эти переговоры он может и не завершить, а потом и вовсе демон знает что понеслось. Он выжил, Актар пришел, но во вполне здравом уме, хоть и не в трезвой памяти, да еще человечку притащил, ту самую, которая обломала зубы лорду Прашу… И вот ведь незадача – император дал слово ее брату взять девчонку под свою защиту, а она явилась под ручку с потенциальным государственным преступником… И как раз с их появлением-то все и завертелось. То одно, то другое… И главное, прямо проклятье какое-то – стоило ему где-то дать слабину, рядом непременно оказывалась эта… травница.