В воздухе одуряюще пахло мятой с горьковатой ноткой подорожника. Как дома в бане…
Улыбка сменилась тоской, когда Ашасси вновь вспомнила о доме. Как же далеко она зашла… добралась до самого императорского дворца… и ей, словно высокородной леди, прислуживают две вампирши… А завтра она может стать никем, хуже крестьянки, почти что рабыней, получить плетей, а то и вовсе поступить в услужение или даже сразу в рабство, если император узнает, кто она и откуда…
Пытаясь отогнать тоску и панику, Ашасси села в ванной, положила ноги на бортик и принялась покрывать ступни и пальцы травяной кашицей. Но страх и тоска не отступали, и в воду закапали первые слезы.
За вампиршами тихо закрылась дверь.
Ашасси закрыла лицо руками и разрыдалась.
Однако благословенное одиночество продлилось недолго. Вздрогнув при осторожном стуке в дверь, Ашасси поспешно умылась мятным настоем, в котором сидела, и опустила ноги в начавшую остывать воду.
- Простите, госпожа, пора одеваться. Приказ…
Ашасси молча ушла под воду с головой, не желая слышать опостылевшего окончания.
Она без сопротивления позволила служанкам вытереть себя и переодеть в халат, чувствуя лишь свинцовую усталость. Слезы опустошили ее, принеся странный покой, но вместе с тем отняли немало сил. Девушке хотелось лишь одного – упасть на постель и заснуть, однако, когда вампирши, тихо переговариваясь, принялись просушивать и расчесывать ее длинные темные волосы, она поняла, что отдых, кажется, откладывается.
- Пресветлые звезды! – воскликнула вдруг Ионна. – Госпожа, что с вашей кожей?!
Вздрогнув, Ашасси перевела взгляд на зеркало и снова расслабилась – вампиршу испугал рубец, которым ознаменовалось их с Даном знакомство.
- Последствия одной случайности, - скупо ответила она, не желая рассказывать вампиршам, откуда взялся шрам.
- Вам едва горло не разорвали… С таким шрамом появляться перед императором… У платья совсем нет ворота! – запричитала Ионна.
- Ничего, можно скрыть его под волосами, - нашлась вторая служанка. – Знаешь, сейчас ведь в моде прически, прикрывающие одно плечо – и к платью подойдет…
Просияв, Ионна закивала, и пытка продолжилась. Одно хорошо – действовали вампирши на удивление быстро.
- Все готово, госпожа, - произнесла Ионна, поворачивая к девушке странно устроенное зеркало, заключенное в оправу, стоящую на полу. Ашасси равнодушно взглянула в него – и замерла, забыв, как дышать.
Жемчужно-серое платье смело обнажало плечи и обнимало тело до талии, но грудь была целомудренно скрыта. Подол на середине бедер резко расходился пышными складками. Волосы с левой стороны были убраны гладко-гладко, безукоризненно, а с правой спускались тяжелым каскадом на плечо и грудь.
Ашасси понимала, что выглядит потрясающе, что никогда еще она не была такой красивой, но чуждость собственного облика испугала ее, особенно после долгих странствий по лесам. Контраст был поразительным. У нее возникло странное чувство, что теперь она так и будет вечно стоять у этого зеркала, цепенея, боясь сделать шаг и разрушить наваждение неверным движением…
- Госпожа, присядьте сюда, я принесу вам ужин, - почти ласково произнесла Аида.
Ей пришлось за руку вести девушку к столу – та упорно выкручивала шею, до последнего не отрывая взгляда от зеркала.
- Вы привыкнете, - со смехом заверила Ионна, помогая Ашасси сесть, не помяв платья, и красиво расправляя струящийся складками подол. – Ножку, госпожа – Аида принесла вам туфельки…
- Вряд ли я когда-нибудь смогу к этому привыкнуть, - честно призналась девушка, пока ее обували, как маленькую. – Все это мне чуждо. Меня с раннего детства не купали, не одевали, не причесывали. Я чувствую себя красивой куклой, которую кто-то вовлек в игру, и она не должна даже шевелиться без ведома владельца…
- Удивительная проницательность, - раздался холодный, низкий мужской голос.
Вздрогнув, Ашасси повернулась к двери.
На пороге стоял император.
Волосы тщательно стянуты в пучок на макушке, из которого длинные ровные пряди – не белесые и не седые, а странно серебристые, как она разглядела теперь, - спускаются вниз, заканчиваясь вровень с высоким воротником черного камзола. Обтягивающие штаны, высокие сапоги из мягкой кожи, один с затейливой серебряной пряжкой на цепочке, обвивающей щиколотку… И чуждое лицо – хищное, резкое, завораживающее.