Выбрать главу

Даскалиар обреченно вздохнул.

Ладно, раньше начнет, раньше закончит и сможет немного отдохнуть вечером, не придется полночи тратить на допрос.

В конце концов, будет не лишним проявить по отношению к своему врагу немного благородства напоследок, верно? Тем более что он и девчонке пообещал судить справедливо.

Мысль об этом снова неприятно покоробила.

Зачем он это сделал?

Впрочем, Даскалиар прекрасно знал, что хладнокровно убить Селиэта без разбирательства он не смог бы. Этого Селиэта, по крайней мере.

Неприятно это признавать, но если кто из этой милой семейки и заслуживал справедливого суда, так это Актар. Он единственный пока не успел всерьёз насолить ни ему лично, ни его дражайшим покойным родственникам по матери. За исключением самого факта собственного существования, разумеется.

Последний штрих.

Даскалиар придирчиво глянул на себя в зеркало, собрал длинные, прямые серебристые волосы в пучок на затылке, скрепил черным кожаным шнурком. Затем поправил короткую, черную форменную куртку. Точнее, у стражи в застенках она была форменной. У императора – пошитая по тому же образцу с минимальными отличиями вроде дорогой кожи, серебряных пуговиц, удерживающих на месте строгие, ломаной формы лацканы, и серебряных же молний-застежек, имевших исключительно декоративное назначение.

Красиво, строго – но эту форму в народе не просто так боялись до дрожи. Даскалиар тоже ее недолюбливал, хотя признавал, что на нем она сидит как влитая.

Ее главный плюс – на черной коже не так видна кровь.

А в том, что она сегодня прольется, Даскалиар не сомневался. Редкий допрос такого рода обходился без этого.

 

***

 

Все прошло без сучка, без задоринки. Действительно, в указанное провидицей время тяжелая дверь, ведущая в подвал главного крыла, где и находилась темница, оказалась незаперта и неохраняема.

Ашасси торопливо спускалась, отсчитывая пролеты и биения сердца.

На четвертом свернула в коридор и тихонько побежала по нему, возблагодарив Аиду за бархатные туфельки – в кожаных она бы топала куда громче.

Из одной камеры доносились встревоженные голоса.

Видимо, это тот заключенный, к которому вызвали лекаря…

Поворот…

До нее донеслись далекие крики. Не узнать этот голос она не могла.

- Дан… - прошептала Ашасси, бросаясь вперед. Она понятия не имела, чем сможет помочь, если его действительно пытают, но, возможно, палач прислушается к ее мольбам, возможно, если она поклянется рассказать все, что знает, император не будет…

В дальнем конце нижнего коридора из-за чуть приоткрытой двери лился яркий свет, перемежаясь непонятными вспышками.

Не чуя под собой ног, Ашасси понеслась вперед, распахнула ее и замерла на пороге.

В оковах у стены бился Дан. По лицу, искаженному мукой, струился пот, все мышцы были напряжены до предела, словно сведенные судорогой, из прокушенной клыками губы сочилась кровь…

А перед ним стоял император, и от его пальцев к вискам пленника тянулись серебристо-голубые лучи, похожие на изломанные молнии…

- Нет! – вырвалось у нее.

И все прекратилось в тот же миг. Император обернулся. В глазах полыхнуло такое бешенство, что она невольно сделала шаг назад.

Лорд-смотритель и незнакомые ей два вампира и полудемон, стоявшие у стены в компании нескольких людей, шагнули к ней… Но тут Дан, собравшись, кое-как прохрипел:

- Ашасси… это просто допрос, не бойся…

Правитель коротко, повелительно взмахнул рукой. Шагнувшие было к ней то ли стражники, то ли палачи в строгой черной форме, удивленно переглянувшись, отступили. Император отвернулся, речитативом произнес заклинание…

Снова побежали серебристые, льдистые лучи от кончиков пальцев вампира, вновь коснулись висков пленника. Тот стиснул зубы, потом застонал, выворачивая запястья в тщетных попытках вырваться из оков. А потом замер… и все-таки закричал снова. Громко, страшно, и столько муки было в этом крике…

Ашасси рванулась было вперед, не выдержав, но тут император неожиданно пошатнулся, заскрипел зубами и сдавленно, глухо зарычал. И только тогда она потрясенно поняла, что это действительно допрос, а не пытка – но допрос телепатический. И все воспоминания Дана, все, что причиняло ему боль, испытывает и сам император. Но зачем он пошел на это? Неужели нет друг…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍