Вспомнив про предупреждение, шевелиться Ашасси раздумала, несмотря на то, что боль усиливалась. Повторять опыт с укусом не было ни малейшего желания. Да и если он ударит, с его-то силой, мало не покажется. В сердце удушливой волной поднимался страх, а за ним следом - ненависть, еще толком не оформившаяся, неузнанная, впервые запустившая в душу царапающие коготки.
Вампир спал странно - не шевелясь, не дыша, не разжимая стальных объятий. Не чувствуй она редкого биения сердца - могла бы преждевременно обрадоваться, дернуться и...
Ашасси на миг устыдилась своих мыслей, но затем напомнила себе, что он тащит ее с собой, как курицу на убой. Она для него лишь еда, не человек, у которого... Да нет, именно. Она для него человек. Но не личность.
В расщелине было сумрачно, и она понятия не имела, сколько еще ждать до сумерек. Да и чего хорошего ждать... Разве что еда?
Рот наполнился слюной, стоило вспомнить об остатках мяса. Плюс вроде бы ее спутник прихватил еще что-то из припасов, найденных у егерей, которых он убил. Ашасси вздрогнула, вспомнив об этом. Она не могла решить, как все-таки относиться к поступку вампира. С одной стороны, убийство - это неприемлемая жестокость, а с другой... она не могла забыть его слов о том, что они бы нашли ее и приволокли к лорду, невзирая на мольбы. А тот бы наигрался - и отдал своим людям.
Но может, вампир был неправ? И сказал это только для того, чтобы ее запутать, отвлечь?..
С другой стороны, какая вампиру разница, что она о нем думает, он ее выпьет и забудет, мог бы вообще кляпом рот заткнуть и потащить за собой следом, при его силе это было бы несложно. Так что оправдываться нелюдю смысла нет, да и говорил он так уверенно и жестко, словно это было само собой разумеющимся. А если так, то, получается, люди не так уж добры, как ее учили?..
Ашасси возмутилась было этой мысли, потом вспомнила потные руки лорда, жестокую усмешку, и скривилась от отвращения.
Люди точно не так уж добры. По крайней мере, некоторые достаточно жестоки, чтобы начать угрожать тем, кто от них зависит, пристать к невинной девушке и устроить на нее охоту, как на зверя.
Ашасси не выдержала и попыталась осторожно повернуться в стальных тисках, в которые, казалось, превратились руки чужака. Бок затек, рука онемела, неудачно подвернутое колено начало ныть... Словно за ночь она превратилась в старуху. Причем бездомную и одинокую.
Вспомнив о доме, Ашасси тихонько шмыгнула носом и попыталась сдержать слезы. Мама бы сейчас как раз звала к столу, на ужин, отец бы вернулся из кузницы с младшим братом, который воду ему днем и вечером приносил, копоть смыть и остудить последние изделия. Просыпался Ашит, он всегда после охоты передремывал днем и выходил к ужину со всеми... Правда, он сейчас в отъезде, еще три дня назад с друзьями отправился в дальние леса за лисьими шкурами... Что-то он скажет, когда вернется и узнает обо всем?..
- Сколько можно... - донесся до нее страдальческий стон.
Девушка ничего не ответила на это, дернула затекшей рукой, пытаясь вытереть слезы, и тиски объятий внезапно разжались. Обретя возможность двигаться, Ашасси со стоном села, кое-как смахнула влагу со щек и принялась разминать онемевшую конечность. Восстановление кровообращения откликнулось сотней мелких иголочек, вонзавшихся в кожу при каждом движении, по венам словно потек колючий песок. Боль в колене пошла на убыль, стоило его выпрямить. И правда как старуха.
На плечи легли две ладони, и негромкий голос произнес:
- Забудь о прошлом, девочка. Забудь, словно ничего не было. Не думай о доме. Идешь вперед, вперед и смотри. Не неси с собой груз сожалений и опасений, это лишнее и в пути только мешает. Со временем ты научишься вспоминать хорошее без боли. А до тех пор - гони мысли о доме прочь.
Она не ожидала этих слов. Говорил вампир вроде бы так, словно действительно хотел ей помочь, но у этого утешения был горький привкус. Привкус лицемерия.
- Спасибо. Но этого времени у меня не будет, ты сам вчера так сказал, - непослушными губами выговорила Ашасси. - И я не иду вперед, меня тащат на привязи, как скотину на убой.
Ладони резко сжались, ногти вдавились в кожу, и она пискнула от боли. Вампир снова заговорил, и на сей раз его низкий голос втекал в уши каплями густого приторного яда.
- Как удобно во всем обвинить меня, верно? - прошипел он. - Найти виноватого и забыть о собственных действиях, которые привели к этому. В чем я виновен, девчонка? Что укусил тебя? Я укусил, я же вылечил. Что увел тебя? Так я добычу увел у рашта, забыла? Что предупредил, что могу снова укусить? Получается, я виновен в честности и в том, что занял для тебя у смерти еще несколько недель жизни? А, нет, как же я мог забыть - я же людей вчера убил! И плевать, что бы они с тобой сделали, попадись ты им живой. Но я-то не человек, и права убивать тех, кто опасен, у меня тоже нет, верно?! - на этих словах вампир встряхнул ее так, что у девушки зубы клацнули, и отшвырнул от себя, а затем рывком поднялся на ноги. Ошеломленная, она упала на бок, шипя от боли и растирая ноющие плечи. Оттянув слева ворот платья, Ашасси увидела пропечатавшиеся на коже лунки от ногтей и поняла, что останутся синяки на память о его пальцах и этой отповеди. Как будто он имел право читать ей мораль! Он ее спас, да, а потом фактически похитил - и да, убил вчера живых людей, у которых наверняка были семьи, близкие люди, не могли же они быть настолько плохими, как он говорит... Насчет лорда Ашасси не сомневалась, но егеря - люди подневольные, что господин приказал, то они и делают...
О том, что пришлось бы пережить ей самой в случае покорного исполнения егерями приказов господина, она в запале как-то не подумала.
- Поешь, - бросил ей вампир, - потом выйдем в путь, как раз солнце сядет.
- Будем всю ночь идти? - с деланным безразличием спросила Ашасси, взглянув на него.
Тот даже не повернулся на ее голос.
- Ты всю ночь идти не сможешь, - с презрением обронил он. - Поэтому пройдем сколько сможем, потом остановимся, разобьем лагерь, и я отправлюсь на охоту. Есть тоже что-то надо. Если по пути вдруг углядишь какие-то съедобные растения для себя - скажешь, остановимся, соберешь немного. Еще вопросы?
- Мне бы... - она не договорила, залившись краской. Сообщать о таких потребностях мужчине было стыдно, но деваться некуда, и девушка шепотом закончила: - В кустики...
Тот наконец обернулся, но лучше бы он этого не делал. Приподняв бровь, вампир невозмутимо сообщил:
- Далеко не отходи, тут нежити много, и далеко не вся она убивает. Часть питается страхом, часть - болью, часть - мясом. И последние нередко жрут жертву заживо, начиная с потрохов.
Ашасси представила, впечатлилась и решила, что, пожалуй, смерть от клыков вампира предпочтительнее.
- Хорошо, - кивнула она и осторожно выскользнула наружу.
Солнце заходило, окрасив серую воду в грязно-рыжий цвет. Туман не рассеивался даже днем, и сырая дымка заставила девушку зябко поежиться. После нравоучительного сообщения вампира о классификации местной нежити гонору у нее поубавилось, как и желания сбежать, лишь бы ему не достаться. Жить все-таки очень хотелось, а там... как знать, вдруг возможность удрать представится позже, когда они уберутся подальше от проклятого леса...
Вернулась Ашасси быстро, умылась из фляги, переплела растрепавшуюся косу и только тогда достала из сумки мясо. Предложила вампиру, но тот брезгливо отказался, сообщив, что лучше поест позже. Ему не так часто требуется еда, и свежее мясо предпочтительнее, лучше усваивается. Она не настаивала. Ей одной едва хватило остатков, чтобы насытиться.
Вытирая пальцы о чистый уголок ткани, в которую было завернуто мясо, Ашасси робко спросила:
- А... источник очень далеко?
- А зачем тебе? - удивленно поднял бровь вампир.