— Я за углём, — бросил он жене и, одевшись, вышел во двор.
5
К удивлению Николая, в понедельник утром никто даже не поинтересовался его субботней подработкой. Хотя, если честно, он ждал и боялся этих вопросов, на сто раз прокручивал в голове, что и как лучше сказать Краузу с Олегом. Но, похоже, все просто забыли об этом, ведь речь-то о калыме шла почти неделю назад. Это у него самого Татьяна со своим поцелуем всё воскресенье не шла из головы, и он думать больше ни о чем не мог, хоть и гнал прочь от себя мысли о ней. Однако на работе все молчали, а Вовка Толстобров, обычно помнящий такие вещи и живо интересовавшееся всем, что связано с женским полом, всё ещё болел. Николай же был этому только рад, и день начался как обычно.
За работой Николай отвлекался от навязчивых мыслей о Татьяне и за неделю более-менее успокоился. Ездить на установку дверей они с Олегом стали поочереди, неизменным в бригаде установщиков оставался только Крауз за рулем УАЗика.
На следующих выходных, в субботу с утра, Николай всё же съездил с отцом за калиной, так как отказывать ему дальше было уже стыдно. Набрали каждый по полтора ведра. Потом, вечером парились в бане, а после все вместе сидели за столом, разговаривали, обсуждали новости и ставшую совсем непонятной жизнь.
Дома Николай старался вести себя как обычно, но всё же он немного изменился, став более молчаливым и задумчивым. Если раньше он почти каждый день перед сном рассказывал жене о том, как идут дела на работе, что нового или просто интересного произошло, то сейчас молча поворачивался на бок и быстро засыпал.
— Коль, что-то случилось? — спросила Екатерина в воскресенье за завтраком, внимательно глядя мужу в глаза. — Ты в последние дни какой-то не такой стал.
Он чуть нахмурил брови и слегка пожал плечами:
— Какой не такой? Обычный.
— Да нет… Всё молчишь, не рассказываешь ничего.
— Да брось ты… Чего рассказывать-то?
— Ну раньше же рассказывал: как на работе дела, что нового…
— Ну так и чего?! — вспылил вдруг муж. — Я тебе не Шахерезада, сказки перед сном рассказывать.
— Да ладно… Чего ты? Я же просто спросила, — лицо Екатерины опечалилось. — Думала, может, случилось чего. Вдруг, приболел, да мало ли…
— Ничего не случилось, — Николай раздраженно отставил кружку с недопитым чаем и вышел из-за стола.
Он сам заметил в себе эти изменения, и они ему не нравились. Он бы с удовольствием отмотал время недели на две назад, когда всё ещё было простым и понятным, когда на душе был мир и покой, и так бы и жил дальше, ничего не меняя. Так ведь не отмотаешь… Нет-нет, да и вспоминал Николай о Татьяне, вспоминал тот поцелуй её проклятый, коленки её голые, глаза с нахалинкой… Он тут же гнал прочь эти воспоминания, старался занять себя чем-нибудь, чтоб только не думать об этом: «Надо, просто, чтоб время маленько прошло и всё, — убеждал он себя. — И забудется это, и вылетит из головы».
Оно бы, наверное, так и вылетело, но на следующей неделе в четверг Крауз вдруг как ни в чем не бывало заявил с утра:
— Колян, тебя Ленка в субботу на день рождения приглашает.
— Какая Ленка? — не понял тот.
— Как какая? Ну Танькина подружка. Рыжая, которая потом-то подошла, когда мы дверь ставили. Забыл, что ли?
— А-а… — Николай понял, о ком шла речь.
«Ёлки-палки, не было печали, — помрачнел он. — Нафига мне этот день рождения сдался?» Пожав плечами, он хмуро сказал:
— Так, а я тут при чём?
— Что значит «при чём»? На день рождения, говорю, приглашает. Чего не понятного?
— Да ну… — протянул он. — Я не пойду, чё я там делать буду?
Крауз удивленно посмотрел на него: