Но особая связь у Элечки всегда была с Мариком. С первого дня её появления в нашем доме. Когда у Эли резались зубки, только Рик мог её успокоить. Просто взяв её на руки. Всё детство Эля хвостиком бегала за Риком, а он никогда не прогонял её, как это делают старшие братья.
Первые подозрения ко мне в голову закрались тогда, когда я заметила взгляд Рика на Элечку во время завтрака. Марик смотрел ласково, жадно и тоскливо. Такую тоску в глазах я видела в отражении больше двадцати лет назад, когда думала о Яре. Рик ловил каждое её движение. Впитывал. Запоминал.
Его поездки становились более длительными. Рик боролся с собой. Боролся со своими чувствами.
А потом увидела такой же взгляд Эли, направленный на Рика. Страстный. Влюблённый.
Я смотрела на своих детей и понимала, что они выросли. Понимала, что Рик больше не тот маленький мальчик, который жмëтся ко мне и засыпает под звуки моего голоса. Что Эля, больше не та девочка с двумя хвостиками, которая говорила, что её зовут Елечка. С тех самых пор мы стали её называть "Ëлочкой".
Прошла неделя с того дня, как я поняла, что у обоих сорвало тормоза. Их нелепое желание вызвать друг у друга ревность рассмешили меня. Вечером я поднялась в комнату Элечки, желая узнать, помирились ли они с Риком. Я хотела постучать в дверь, но услышала стоны, полные страсти. Я прижала ладошки к пылающим щекам и поспешила прочь.
— Ленсаноэль, там… там… — в комнату ворвалась наша кухарка.
— Что случилось? — дурное предчувствие холодком разлилось по телу.
— Рик… Он… бедный мальчик, — ноги подкосились, и я еле успела ухватиться за угол стола.
Мысли о том, что во мне развивается малыш, не давала лешиться чувств.
— Что случилось? — с огромным трудом спросила я. — Говори чётко!
— На раскопках обвалился потолок храма, — кухарка зарыдала.
— Он жив? — я до боли сжала пальцы.
— Жив, но не приходит в себя, — всхлипывая, ответила она.
— Где?
— В комнате Элионоры.
— Целители?
— Пытаются привести в себя, — услышала я, выбегая из комнаты.
Я не видела ничего вокруг. Ноги подгибались, но я упрямо бежала в комнату Эли. Защитить своего ребёнка.
В комнате пахло лекарствами. Я бросилась к кровати, где лежал Марик. Бледный. Практически белый. Дрожащей рукой коснулась его щеки.
— Он находится между двумя мирами. Я сделала всё, что смогла. Раны залечила, но перевести его в чувства не могу.
— Что мы можем сделать, чтобы привести его в чувства? Что нужно делать? — требовательно спросила я.
— Его может вытащить только истинная.
— У него нет истинной, — горечь поднялась к горлу. — Есть другие способы?
— Только надеяться на чудо, — покачала головой женщина. — Только на чудо.
Элечка всхлипнула. Дочка лежала прижавшись к боку Рика и стеклянным взглядом смотрела в лицо Марика.
— Солнышко, — я потрясла Элю за плечо, — все будет хорошо. Я тебе обещаю.
Эля перевела взгляд на моё лицо.
— Если с ним что-то произойдет, я умру следом.
— Элечка, — выдохнула я, — так нельзя.
— А чтобы ты делала, если бы оказалась на моём месте? Что если бы на месте Рика был папа? Ты была бы спокойна? Смогла бы смотреть на то, как твой любимый находится при смерти? — истирично кричала Эля.
— Так это правда? — раздался голос Яромара. — Ты любишь своего брата?
— Да, папа! Да! Я люблю своего родного брата! Я даже спала с ним, слышишь? Занималась с ним любовью.
— Да как ты смеешь!
— Яр! — крикнула я. — Замолчи немедленно! Элечка, — мягко обратилась я к дочке, — вы с Риком не брат и сестра.
— Что? — выдохнула она.
— Марика мы усыновили, когда ему было пять. Тебя, когда тебе был месяц. Мы не хотели вам этого говорить, но… — всего мгновение и на кровати сидит маленькая рысь, смотря на нас огромными жёлтыми глазами. — Элечка, — пораженно выдохнула я.
Рысенок подползла к лицу Рика и уткнулась носом в его щёку, начав вылизывать его лицо и тихонько, жалобно мяукать. Яркий белый свет озарил комнату, лёгкий ветерок всколыхнул шторы.
Все напряженно застыли. Секунды тянутся невероятно долго. Я боюсь даже дышать.
Рик открывает глаза и недовольно морщится.