— Извини, — поник Доминик, — Я сказал, не подумав.
— Ладно, — смягчилась я, — А теперь скажи мне честно, Дом. Это из-за него случилось, да?
— Конечно, нет, — Доминик посмотрел на меня, как на дуру, — Ты издеваешься, что ли?
— Слухи всякие ходят.
— Больше верь всяким глупым сплетням. Весь этот бред про то, что он сломал жизнь предудыщим своим девушкам… Он тебе Синяя Борода, что ли?
— Я ему не доверяю.
— Так доверься мне, его лучшему другу. Кто тебе такую чушь на него наплел, Сью, что ли? Так она бегала за ним в старших классах, а он её отшил. Вот и злится на него.
И кому теперь верить?
Говорят, у каждого своя правда. А я думаю, что у каждого своя ложь. Дождь не может одновременно идти и не иди. Либо он есть, либо его нет, третьего не дано. Так и здесь. Либо Доминик ослеплен сиянием своего старшего друга, либо Сьюзи злится на него за то, что Эд её отшил. Я больше верю Сьюзи, учитывая тот случай в саду.
И всё же я не решилась его прогонять. А он пришел. Пропустил несколько посещений, но в конце недели, сопровождаемой серией дождей, он притащился. С мокрыми волосами, собранными в хвост, с мокрым лбом и красными кругами вокруг глаз.
— Скучаем? — улыбнулся он, — Я вижу, ты вышивать полюбила. Принёс тебе несколько схем.
Я держала в руках учебник по естествознанию за восьмой класс. В мыслях называла себя дурой. Сказать стыдно: скоро двадцатник стукнет, а не знает программу средней школы.
— Чего такая грустная? — с участием спросил он, — И зачем тебе… Млекопитающие?
— Я забыла половину школьной программы, — сказала я, — Не говоря уже об институтской. Умею только писать, читать и считать. А ещё начальный курс физики и географии знаю.
— Да тебе биология и физика не пригодятся в жизни, — рассмеялся Эд, — Ты же гуманитарий.
По моим щекам забегали злые злёзы.
— Да ладно тебе, — изумленно сказал Эд, — Давай объясню, если что-то непонятно.
Он сел со мной рядом и принялся рассказывать о млекопитающих. Приводил какие-то неожиданные факты, даже рисовал иллюстрации. Смешные были зверюшки. Очень здорово объяснял, на самом деле. С таким полюбишь не только биологию, но и даже матанализ.
— Люблю природу, — пожал он плечами, — Частенько смотрю передачи про животных. Вообще, хотел пойти в заповедник работать. Но отец воспротивился.
— Я тоже люблю передачи про животных…
— Видишь? Мы похожи! — сказал Эд, улыбаясь, но в его глазах затаилась грусть. От этого противоречия мне захотелось отвернуться и больше не смотреть на него.
— А почему отец был против? — решила я разрядить обстановку.
— Потому что не престижно, — с неожиданной ненавистью процедил Эд, — Сам ведёт себя, как мудила, и ещё что-то мне говорит.
— «Как мудила» — это как? — нахмурилась я, — Бьет свою жену и называет её подруг шлюхами?
По его лицу побежала волна отвращения. Потом презрения. Потом раскаяния. Потом стыда. А потом — новой ярости, ещё сильнее прежней.
— Нет! — закричал он, — Он изменял маме, а когда одна из его шлюх залетела, то он притащил ребенка к нам в дом!
— Ч-чего? — обалдела я, — И вы растили его, как родного?
— О да, — усмехнулся он, — По-моему, он его любил даже больше, чем меня. Ещё бы — смазливая мордашка той противной блондинки. И её мерзкие брови, похожие на гусеницы. И даже эта отвратительная манера растягивать гласные. Зато когда моя мама забеременела, он заставил её делать аборт.
— Какой ужас, — искренне возмутилась я.
— Да мамаша сама не лучше, — Пожал он плечами, — Постоянно врет ему, а потом срывается на мне. От неё ласкового слова не дождёшься. Потом они развелись, и меня оставили одного с этим монстром. Одна бабушка радовала. Моё спасение… — его голос вдруг задрожал, — Знаешь, ты была чем-то похожа на неё. Да… Та же наивность и нелюбовь к рукоделию. Но потом её отправили в пансионат для пожилых людей. Элитный, типа, дорогущий, но какая нахрен разница? Мы навещаем её раз в месяц. И то по моей инициативе. Там я поначалу пытался создать иллюзию семьи. Такой идиот… Мирил маму и папу. Любовался на них, когда они разговаривали. А разговаривали они чисто из вежливости, но я думал, что вот, наконец они помирились и снова поженятся.
Он нервно рассмеялся. Глаза странно заблестели. Он вдруг схватил меня за плечи.
— Знаешь, я благодарен папе. Он показал мне, как не надо делать, — его лицо приблизилось к моему, — Я не буду, как он. Я никогда тебя не брошу. Когда мы поженимся, я не притащу в дом ребенка от другой женщины. Я вообще тебе изменять не буду, никогда!
Я уставилась на него круглыми глазами. Он повалил меня на кровать и поцеловал. Только поцеловал. И то — кротко, робко и нежно. А я даже оттолкнуть его не смогла. Так и пролежала под ним, пока он гладил мои щеки и целовал мои губы.
Теперь я окончательно перестала что-либо понимать. По-моему, правы и Доминик, и Сьюзи. Эд очень противоречив, я понимаю. А ещё — что ему очень нужна помощь. А мне — передышка от него хотя бы неделю.
Так и не решилась заявить ему о своём желании. Он приходил ко мне и объяснял курс естествознания, географии, физики, химии и математики. Если я ошибалась, он терпеливо поправлял. Даже если это была тупая ошибка. А потом сам составлял мне тесты и разбирал мои ошибки. Даже если их намного больше половины. А когда я психовала, он стоял в сторонке и ждал, когда я успокоюсь. Не прилагал усилий, чтобы разубедить меня. Говорил, что бесполезно и вообще он не умеет.
О том случае во дворе он предпочел забыть. А я не забыла. Рассеченная губа долго заживала.
— Дождь идет, — сказала как-то я, глядя в окно большого балкона.
По стеклу скатывались капли. Я всё утро наблюдала за ними, мысленно организуя гонки и ставя на какую-либо. Как правило, выигрывала.
— Он уже целую неделю идёт, — добавила я.
— Это лето было засушливым, — пожал плечами Эдвард, — Осень отыгрывается.
— А ты любишь дождь?
— Да. А ты?
— А я ненавижу.
— Раньше ты его любила. А рукоделие ненавидела. Сейчас ты как будто другой человек. Где твоя улыбка? Ты же такой радостной была.
— Я не знаю. Во мне имя «Доротея» никакого отклика не вызывает. Словно это и не я была вовсе, а кто-то другой.
Я немножко слукавила. Потому что иногда мне снятся обрывки воспоминаний. И некоторые вещи кажутся смутно знакомыми.
— Но я уверен, что ты что-нибудь да вспомнишь. Были же такие случаи. Не может быть, чтобы…
— Чтобы я исчезла из твоей жизни? Может. Ты для меня чужой. Я тебя не знаю и знать не хочу. Спасибо за то, что так добр со мной, но больше не приходи, пожалуйста.
— Хочешь бросить меня? — спросил он, мягко улыбнувшись.
Снова эти ямочки. Снова эти прищуренные глаза.
— Тогда я снова брошу тебя под колёса автомобиля. Или, может, мне сделать это сейчас? Швырну тебя через стекло. В твоё тело врежутся осколки, ты стремительно полетишь вниз и распластаешься на асфальте в луже собственной крови. Меня посадят, а потом я повешусь у себя в камере. Хочешь такой исход?
Я испуганно попятилась от него.
— Так это была правда, — прошептала я, — Это был ты.
— Знаешь, я думал, что это остудит твой пыл. Надо было бросить тебя ещё раз, чтобы тебя колёсами переехало.
Он задрожал, его нервная улыбка застыла, исказившись в гримасу боли.
— Ты бы стала инвалидом и никому не была нужна, кроме меня. И тогда ты бы вцепилась в меня, как в своего спасителя. И я был бы добр к тебе. Знаешь, я ведь и был добрым, правда? Пока ты не начала выпендриваться.
Я помотала головой из стороны в сторону.
— Что, скажешь, нет? Я ведь и цветы тебе приносил, несмотря на то, что у меня на них аллергия. И мандаринки тебе чистил и на дольки разделял. Чуть ли не с ложечки тебя кормил! Ни одного приёма не пропускал! Всегда был добр, кроток и терпелив! Когда ты перепутала медиану с биссектрисой, я ничего не сказал, только в сотый раз объяснил, что это такое!!!