Мэри Энн наблюдала за ним недоверчивым взглядом.
- Не можешь догадаться?
- Просто скажи, - слегка прорычал он.
- Ну ладно, - внезапно ей захотелось рассмеяться. - Да. Ты мне нравишься.
Его грубые черты лица разгладились.
- Хорошо. Это хорошо. - Он погладил ее волосы и вздохнул, взглянув на будильник на ее тумбочке. - Еще больше, чем продолжить этот разговор, я бы хотел найти файлы, которые нужны Эйдену. Виктория настояла, чтобы я сделал все, что смогу.
- Что-то мне подсказывает, что они у моего отца.
Нахмурившись, Райли резко поднялся.
- Есть только один способ это узнать.
- Я знаю, - вздохнула девушка. Она долго спорила об этом сама с собой и наконец решилась - подождать пока ее отец уснет, а затем спуститься и поискать.
- Не беспокойся, - сказал оборотень. - Я сам их достану. Тебе не надо в этом участвовать.
Это то, чего она хотела? Мэри Энн обещала помочь Эйдену. И как однажды сказал ее учитель истории - счастливое будущее невозможно без знания своего прошлого. – Возможно, ее отец заметил что-то в Эйдене, что могло бы указать им правильное направление.
Свидетельство о рождении еще не пришло, так что они не знали, кто были его родители и не могли отправиться в госпиталь, где он родился, чтобы поднять его медицинские записи. Единственная надежда была на то, что какие-то сведения хранятся в записях ее отца.
Я не трусиха. И я всегда держу свои обещания.
Кроме того, будет лучше, если она заберет эти файлы, чем кто-то другой. Она бы, так сказать, сохранила бы их в семье.
Мэри Энн встала, распрямив плечи.
- Сделаем же это. Вместе. - И затем сделала то, что удивило их обоих. Она встала на цыпочки и быстро поцеловала его в губы. - Спасибо, что вернулся помочь мне.
И только она попыталась двинуться, как Райли взял ее за руки и вернул на место. Его глаза сияли.
- В следующий раз, когда ты решишь сделать это...
- Что? - напряглась девушка. - Немного намекнуть тебе?
- Нет. - Райли широко улыбнулся. - Не спеши.
Глава 17
Из записей журнала заболевания. Психиатр: доктор Моррис Грей
23 января
Субъект А. Что я могу сказать о нем? Впервые, когда я его увидел, он напомнил мне мою дочь. Не внешностью, конечно, в этом плане они совершенно разные. И не поведением. В то время как моя дочь полна энергии, беззаботна и улыбчива, А - тихий и робкий, боится смотреть людям в глаза. Никогда не видел, чтобы он улыбался. Моя дочь счастлива, когда окружена людьми. А предпочитает оставаться в тени, одиночестве, не привлекать к себе внимание. Но я вижу страстное желание в его взгляде. Он хочет быть частью общества, быть принятым. Но не из-за этого болит моя душа. Мою дочь и А делает похожими любовь, которую я чувствую к ним. Что в случае моей дочери вполне объяснимо, а в случае А - нет.
Тем не менее, любовь - именно то, в чем нуждается А. Никто не любил его с тех пор, как родители бросили его, в то время как мою дочь холили и лелеяли всю ее жизнь. Именно поэтому она улыбается, а он - нет. И к тому же, не смотря на такое разное их прошлое и противоположные характеры, они оба глубоко ранимые, что так и исходит от них. Есть в них что-то, что оставляет след в чужой душе и не дает остаться к ним равнодушным. Что-то, что оставляет их образ в памяти навсегда.
Я заметил, как некоторые пациенты смотрят на А. Они тоже это чувствуют. Чувствуют притяжение к этому юноше и не знают почему.
Хотя забавно, что в основном им интересуются пациенты, которые оказались здесь потому, что видят вещи, которые другие не видят, разговаривают с людьми, которых нет, и думаю, что они порождения ада.
Во время терапевтических встреч, я спрашивал нескольких из них, почему они смотрят на А так пристально. Ответы всегда были одинаковыми: он притягивает меня.
Эти ответы удивляли меня каждый раз, потому что я чувствовал, как меня тянет в эту лечебницу с той же силой, с какой их тянуло к этому мальчику. Я проезжал мимо, и меня наполняла уверенность, что я хочу здесь работать, хотя у меня и уже была работа - хорошо оплачиваемая частная практика, которую я не имел намерения бросать. Я мог бы подняться по карьерной лестнице и в итоге стать одним из партнеров. Но все это перестало иметь значение в том момент, когда я проехал мимо Психиатрического госпиталя Кингсгейт.
Я чувствовал желание, даже необходимость, войти туда. Я хотел остаться там работать навсегда. Но самым удивительным среди моих мотивов оказалось то, что моя дочь, которая тоже была в машине, расплакалась, когда мы проезжали мимо. Она была совершенно счастлива, сидя на заднем сиденье моего седана и намазывая губы любимым бальзамом для губ, как вдруг разрыдалась навзрыд. Я спросил ее, что случилось, но она только терла грудь, как если ей было больно, и не могла ничего объяснить.
Больше я не проезжал с ней мимо этого места, но сам вернулся туда. Чувство необходимости, долга быть там все росло. И, когда я увидел А в первый раз, меня наполнило стремление обнять его. Принять его как любимого члена семьи. Может, я схожу с ума?
17 февраля
Субъекта А сегодня избили. Пациент, который это сделал, уверенно заявил, что хотел только, что бы исчезли те невидимые узы, которые связали его с этим мальчиком и с которыми он больше не мог жить.
Я наконец смог обнять А. Он не вспомнит этого, конечно, потому что был без сознания и накачан седативными, что лучше для нас обоих. На самом деле я не мог дать ему то, чего он хочет - семью, дом. Вместе с тем, я и не хотел его отпускать. От этих мыслей даже слезы наворачивались на глаза.
И снова я чувствовал, что со мной что-то не так.
18 февраля
Субъект А полностью пришел в сознание. Я поговорил с ним недолго, так как из-за обезболивающих его мысли путались, и он с трудом соображал. В какой-то момент мне показалось, что он назвал меня Джулианом, но я не уверен.
Должен быть способ помочь ему. Я же могу хоть чем-то ему помочь. Он же хороший ребенок, с добрым сердцем. Один из пациентов навестил его, и А не сводил глаз с мармелада, который тот держал. Без всяких колебаний А схватил упаковку с мармеладом, как если бы это было единственным, что он мог есть и ничего другого он не получит. Ну или не должен был получить. Через час я принес ему две упаковки мармелада.
21 февраля
Мой первый реальный сеанс с Субъектом А. Ему была диагностирована шизофрения несколькими докторами и, откровенно говоря, хотя она крайне редко случается с детьми младше шестнадцать лет, я вполне понимаю их выводы. У него обнаруживалась тенденция уходить в себя во время разговора и бормотать с людьми, которых рядом нет.
Верил ли я сам в этот диагноз? Не уверен. И не потому что эта болезнь редко обнаруживается в детстве. Если быть честным, мои сомнения меня расстраивали. Один раз я уже проходил через подобное, и это закончилось несчастьем, с которым я все еще пытаюсь справиться. Печаль снедает меня. Но это совсем другая история.
После встречи с А, я внимательно прочитал его дело и нашел кое-что интересное. Спустя три месяца после поступления в госпиталь, он дважды сбегал из запертой комнаты, просто исчезал, не оставляя никаких следов, как бы он мог это сделать. В обоих случаях, он потом появлялся в комнатах, в которых никак не мог бы оказаться. Все думают, что он просто научился открывать замки отмычкой и сам считает это все шуткой и безобидной игрой. Но эта история расстраивает меня. Я имел дело с подобным раньше. Не с ним, а с кем-то, кого я люблю.
Полагаю, я не буду ждать, когда мне выдадут новый журнал, чтобы рассказать, в конце концов, о другом пациенте. С матерью моей дочери происходили те же самые вещи. То есть до того, как она забеременела. В один момент она могла идти по комнате мне навстречу, а в другой - просто пропадала прямо у меня перед глазами. Я обыскивал весь дом, но нигде не находил ни следа ее. Это повторялось шесть раз. Шесть чертовых раз. Зачастую она появлялась спустя несколько минут. Но однажды она вернулась только через два дня.