— Крестоносцы… они пришли нас сжечь, убить нас… и бежать некуда, но можно спрятаться, укрыться в подвале; только книги не бросай, умри, если придется, но не бросай книги…
— Середит, прошу! — Я упал перед ней на колени, и наши глаза оказались на одном уровне. Аккуратно отодвинув ее руку, я попытался освободить ее ухо, чтобы она слышала. — Я не понимаю вас. Вы хотите, чтобы я…
Она отпрянула.
— Кто… прочь от меня, прочь! Кто… кто… кто…
Я качнулся назад и чуть не потерял равновесие.
— Это я! Середит, это я, Эмметт.
Тишина. Стук прекратился. Мы смотрели друг на друга в плотной зернистой темноте. Я слышал ее хриплое дыхание, и свое тоже. Внизу раздался звон разбитого стекла.
— Эй! — крикнул ночной гость. — Иди сюда, старая карга!
Переплетчица вздрогнула и вскочила. Я попытался взять ее за руку, но она забилась в угол комнаты, лихорадочно вжалась в стену, царапая штукатурку. Лицо блестело от пота, полуоткрытый рот исказился в гримасе. Еще секунду назад она знала, кто я, но теперь смотрела мимо; губы ее дрожали, и я не смел снова прикоснуться к ней.
Она сама схватила меня за рубашку и потянула. Я чуть не упал.
— Середит, пожалуйста… — Я стал отгибать ее пальцы по одному; они были тонкими и влажными от пота, и я боялся их сломать. — Пожалуйста, отпустите меня. Я должен…
Вероятно, я дернул слишком сильно, переплетчица вскрикнула. Но боль привела ее в чувство: она встряхнула рукой, и взгляд прояснился.
— Эмметт, — пробормотала она.
— Да.
— Мне приснился кошмар. Помоги мне снова лечь.
— Ничего. Я пойду к нему. А вы оставайтесь здесь.
На трясущихся ногах я вышел в коридор.
Теперь, когда стекла в окне не было, голос мужчины звучал отчетливее.
— Я тебя оттуда выкурю! Выходи и поговори со мной, ведьма!
Не знаю, как я дошел и как открыл тяжелый засов на входной двери, но я это сделал. Стоявший на крыльце попятился, опешив. Он оказался меньше ростом и тщедушнее, чем я представлял; у него было заостренное крысиное лицо. За ним виднелось несколько темных фигур; у кого-то в руках полыхал факел. Значит, запах дыма мне не почудился.
Мужчина выпятил грудь и приблизился, держась так, будто мы с ним были одного роста, хотя ему пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть мне в глаза.
— А ты кто такой?
— Ученик, как вы говорите, ведьмы. А кто вы такой, хотелось бы знать?
— Позови ее!
— Что вам нужно?
— Моя дочь! Хочу ее вернуть.
— Ваша дочь? Ее здесь нет. Здесь только я и… — Я осекся.
— Не умничай мне тут. Ты знаешь, о чем я. Доставай ее книгу и неси сюда, сию же минуту. Или мы…
— Или вы что?
— Или мы сожжем этот дом дотла. И все, что в нем.
— Оглянитесь. Снег идет уже сутки. Эти стены три фута толщиной. Вы же не думаете, что одного факела хватит, чтобы поджечь такой дом? Почему бы вам и вашей любительской армии…
— Ты нас за дураков держишь, да? — Он кивнул своему приятелю, и тот с ухмылкой подтащил накрытое ведро. Жидкость расплескалась, я унюхал масло. — Думаешь, мы притащились сюда с пустыми угрозами? Поверь, сынок, я не шучу. Я абсолютно серьезен. А теперь неси книгу.
Я сглотнул комок. Стены в доме действительно были толстые, и тростниковую крышу завалило снегом, но я видел, как горел амбар на ферме Грейтсов однажды зимой, и знал, что стоит пламени разгореться…
— Я не знаю, где книга. Я…
— Ступайте домой, — раздался голос Середит за моей спиной.
— Это она, — заголосил кто-то. — Старуха! Это она!
Лицо мужчины исказил гнев.
— Не приказывай мне, старуха. Ты слышала, что я велел твоему… кем бы он ни был. Мне нужна книга моей дочери. Она не имела права приезжать сюда.
— Имела полное право.
— Безумная старая кляча! Она улизнула из дому без моего позволения, а вернулась наполовину пустая. Смотрит на меня и не понимает, кто я такой!
— Такой выбор она сама сделала. Все, что произошло, — ее личный выбор. Если бы вы не…
— Заткнись! — Он дернулся вперед, и, не стой я между ними, он мог бы ее ударить. Изо рта его пахнуло кислым пивом и другим, более крепким алкоголем. — Знаю я вашу братию. Еще не хватало, чтобы вы продали книгу моей дочери какому-нибудь…
— Я не продаю книги, а храню их в безопасном месте. А теперь уходите.
Последовало молчание. Кулаки мужчины сжимались и разжимались, как клешни. Он оглянулся через плечо, словно искал поддержки у соратников.
Пламя факела затрепетало. На мгновение я ощутил влажное дуновение ветра на своей щеке, запах дыма пропал; затем ветер стих, и пламя с треском устремилось вверх.