- Значит, если записаться в кружок?
- То и переподготовка не нужна будет. Кого заставят плескаться в незначительном ручейке, ежели он в состоянии плыть по большой реке? Даже...
Тут Секциев хотел было добавить, что марксистский кружок - кратчайшая дорога в партию, но умолк.
Вскоре, однако, он продолжал бодро и радостно.
- Пять с лишним лет в Головотяпске существует коммунистическая партия и советская власть, и, надо признаться, что все головотяпские коммунисты прекрасные практические работники...
Секциев с удовольствием подумал, что похвала может достигнуть ушей тех, к кому она относится.
- Они много потрудились над водворением советской власти, они самоотверженно собирали продналог, проводили двухнедельники, субботники, они герои, подвижники но...
Секциев помахал рукой, словно хотел облегчить себе и собеседнику перевал мысли.
- Но какие ж они теоретики? Им недостает идеологии. Они, в сущности, незнакомы с марксизмом. А марксизм это, понимаете ли, как душа в теле. До сих пор здесь, в Головотяпске, было пустое место. Мы заполнили его. Мы дадим идеологию головотяпским коммунистам. Мы будем учителями этих зарекомендовавших себя практиков. Что может быть выше, почтеннее данного служения?
- Записаться разве в кружок? - мелькнуло вдруг у Азбукина.
- Кружок разрастется, - продолжил Секциев. - Я вижу это. Он будет своего рода закваской, которая заставит бродить головотяпское тесто. Мы разбудим Головотяпск. Мы мещан головотяпских превратим в марксистов. Мы...
В соседней комнате комсомольского клуба неожиданно грянули бурные звуки марша - того самого, который играют в Головотяпске во время всяких торжественных шествий. Секциев вздрогнул и перестал ораторствовать. Азбукин вздрогнул: ему жаль было, что так некстати прервали уверенную речь новоявленного головотяпского марксиста. А звуки марша все неслись и неслись... Будто в уютную и мирную, чуть спросонья, комнату ворвалась толпа забияк-мальчишек, и они, не зная, куда деть свою юную энергию, шныряют по комнате, подпрыгивают, сдвигают мебель, кричат, смеются, дерутся.
Секциев взглянул на часы.
- Через полчаса собрание городского месткома. Надо сбегать домой скушать яичко. Я утром и вечером съедаю по яичку.
Азбукин, оставшийся в одиночестве, предался печальному раздумью. Его начала упрекать совесть в том, что он с корыстными целями хотел попасть в марксистский кружок. Совесть говорила довольно таки бесцеремонно:
- Разнесчастный ты шкраб! Чего ты возжелал? Карьеры? Хочешь таким образом избежать переподготовки? Вспомни прежние суровые времена, когда ты три лета подряд отхватывал босиком, когда у тебя по неделе хлеба во рту не бывало. Вот тогда ты точно был Азбукин, и мне приятно было итти с тобой нога в ногу. А теперь?.. Право, если возникнет еще раз у тебя подобное желание, мне будет стыдно показаться на улице-то с тобой. Бросайся, брат, вместе с другими и на равных основаниях в пучину переподготовки.
--------------
Разговор с совестью был куда неприятнее разговора с Секциевым. Азбукин резко оборвал его, встал и ткнулся головой в дверь, ведущую в соседнюю комнату. Там, на эстраде, собралась группа комсомольцев обоего пола. Кто-то наигрывал на рояли. Приятный баритон ухарски отбивал:
Гол я, братцы, как сокол,
Нету ни "лимона",
Запишусь-ка в комсомол,
Буду я персона.
И как бы поднимая брошенную перчатку - вызов на состязание, женский голос чеканил в свою очередь:
Карла Маркса мы прочтем,
"Азбуку" изучим.
Подождите - подрастем,
Нэпманов проучим!..
На эстраде раздалось: бис, браво, товарищ Мэри. И шумно заапплодировали.
Потом долговязый комсомолец сказал картавя, но весьма внушительно:
- Товагищ Мэги. У вас - талант. Поздгавляю.
Мужской баритон, которому не аплодировали, обиженный успехом своего соперника, снова вылетел наперед:
Есть махорка, есть бумажка,
Вынимай-ка портсигар.
Поцелуй меня, милашка,
Я ведь важный комиссар.
- Ха-ха-ха, - завился женский смешок. - Родионов, сами придумали?
- Сам, ей-богу, сам - уверял баритон. - Вчера, вижу лежит клочек бумажки. Дай, думаю...
Но его прервал ядреный, побеждающий голос:
Нос - картошка, глаза - слива,
Лоб - могильная плита.
Руки длинны, ноги кривы,
Вшива грива, борода.
Гомерический хохот потряс зал. И опять крики: бис, браво.
Азбукин невольно был увлечен весельем собравшейся молодежи. Он даже несколько попятился от дверей, чтобы получше разобрать то, что происходит на эстраде. Но в темноте видны были лишь силуэты, да на стене, немного фантастически, обрисовывалась бесконечная хартия прегрешений, за которые наказывались комсомольцы, и чудилась за этой хартией древняя-предревняя, христиански-знакомая голова с лукавыми рожками.
Вот куда-бы записаться, - с тайной завистью помыслил Азбукин. Но сразу же с тоской вспомнил, что ни один комсомол в мире не примет его потому, что он уже пережил предельный возраст, что уже седые волосы есть у него на голове.
Пропели, верней, отрубили, еще ряд частушек, и сумрак зала, просверленный золотыми точками папирос, время от времени раздирался жизнерадостным смехом.
- Товагищи! - обратился высокий комсомолец. - 30-го апгеля у нас в Головотяпске состоится конгесс молодежи. Будут представители Польши и Чехо-Словакии. Товагищи, не удагим лицом в гьязь. Устгоим такой вечег самодеятельности, чтобы о нас заговогили в губегнии... даже в Москве.
- Устроим, устроим, - подтвердили все.
- Товагищи, угостим их на славу. Я уже исполком просил дать на это сгедств. Отпускают 50 пудов ячменя.
- Ура! загремело под потолком. - Качать ответственного секретаря.
На эстраде поднялась дружная возня, сопровождавшаяся шутками, смехом. А приятный баритон той порой уже наяривал составленную им экспромтом частушку:
Эх, ячмень, ячмень, ячмень,
Золото ты русское,
Эх, кабы только не лень,
Взяли б мы французское!
- Возьмем! - крикнул ответственный секретарь. - Пусть бугжуи больше копят. А у нас, товагищи, завелся поэт. Пгекгасный поэт. Качать поэта!
Опять возня, но только уж около баритона. Во время этой возни, через дверь напротив волчком подкатился к эстраде какой-то человек.
- Товарищи, - раздался его голос, напоминавший голос недавно приучившегося кукурекать петушка.
Все притихли.
- Товарищи. Сообщаю вам последнюю сенсационную новость. У нас скоро будет произведено всем комсомольцам испытание по 12 предметам.
- Испытание?! По 12?! Неужели? - выпорхнуло со всех сторон.
- Да, по 12-ти. Азбука коммунизма, советское строительство, история партии, биография вождей и прочее.
Неловкая тишина, скрадываемая только тьмой, сожрала, не жуя, прежнее веселье.
- Тогарищи, - попробовал все же ободрить голос ответственного секретаря. - Не падайте духом. В нас много юношеского огня и погыва, но нужен матегиал для того, чтобы постоянно мы гогели. Нужна подготовка, товагищи. Ггызите молодыми зубами гганит науки, как сказал товагищ Тгоцкий.
- Должно быть тоже переподготовка будет, - ссутулился Азбукин и вышел потихоньку вон.
VIII
Азбукину не было нужды заходить домой пред собранием месткома: его не ожидало яйцо, чаявшее Секциева. Но зная, что собрание наверняка затянется, что будут много курить и что в комнате будет душно, - шкраб решил немного побродить по городу. Сначала он шагал один по головотяпскому большаку, осторожно передвигая ноги, чтобы не споткнуться о явственно ощерившиеся, местами крепкие камни булыжника. Граждане Головотяпска и его уезда совершали путешествие по этим булыжникам лишь в самом крайнем случае, предпочитая месить непролазную грязь по окоему мостовой.