Лукаш глянул с опаской на тучу и, показывая рукой на ель, позвал:
— Идемте под ель. Под елью гроза не страшна.
Все заторопились к дереву, столпились вокруг толстого его ствола. Дождь закапал чаще, скоро светлые водяные нити потянулись от тучи до земли, устлали ее тонкой пеленой тумана. Чаще забегала по туче молния, сильней, где-то совсем близко уже, ударил гром. Лукаш снял шапку, перекрестился и шапки не надел. За ним перекрестились все, находящиеся под елью.
— От где сила божья,— начала разговор одна женщина,— побить, пожечь все может.
— Да так испепелит, что ничего не останется,— откликнулся на ее слова Лукаш.
— Говорят, много пожгло в Ложкове...
— Люди грешные стали, вот и жгет, и бьет,— опять вмешался Лукаш.— Вот еще, даст бог, и не так жечь будет.
— Что ты, Лукашка, пускай тех и жгет, которые грешат.
— А мы не грешим? Мы тем уже грешим, что грех вокруг себя терпим.
— Ох и правда оно,— опять откликнулась женщина,— боже ты мой, какая правда. Даем мы грешить. Батюшка в проповеди об этом говорил...
— А как красиво, как жалостливо говорил он,— вмешалась в разговор другая женщина,— говорит и аж плачет, бедный, за людей он.
— А ты понимай, потому что проповедь он не так себе говорил, а евангелие брал, чтоб мы посмотрели, нет ли уже того, о чем пророки говорили...
— Да есть уже, Лукашка, есть... Это ж и помор, и хворость разная, и разврат. Сын на отца пошел, гнезда сатанинские насаждаются...
— Неужто они все-таки займут двор? — спросил крестьянин, молчавший до этого.
— Коли дадим, так и займут,— ответил ему Лукаш.
— Такая землица, такая землица. Век бы навозу не надо было класть.
— Не удивительно. Так обработана: и деды, и отцы удобряли...
— А черт лысый пользоваться будет.
— Коли дадим, так будет.
— Известно... Дареному коню в зубы не смотрят.
— А как же им не дашь? — горячо спросил крестьянин.— Волость ведь за них.
— За них ли? Надо сходить поговорить.
— Известное дело, надо. А то воевали, братец мой, за землю, до революции на загоне одном душились, жизни не видели, а теперь опять. А где ж закон? Если земля панская, так, братец мой, мою долю мне дай, а на своей что хочешь делай, хоть черту лысому подари ее...
— Правду говорит. На своей части пусть хоть голову ломают, не то что коммуну делают.
Дождь прекратился. Гром гремел где-то далеко, и светило солнце. В свежих лужицах чистой воды весело искрились его лучи, обмывались.
Лукаш, не надевая шапки, степенно пошел из-под ели.
— Пойдем уже,— предложил он.— Я говорю, что делегацию нам надо в волость послать, из тех, кто на этой войне был.
— Надо.
— Чего ж? Вот Лукаша да еще двух-трех, и пускай сходят.
— Меня стоит ли? — отозвался Лукаш.
— Почему ж нет? Ты все знаешь про эту землю, все и скажешь в волости. Тебе надо пойти.
— Да оно все знаю, как и от кого земля эта...
А спустя день в кабинет к председателю волостного исполкома зашла делегация из пяти человек. Председатель поздоровался с делегацией, расстегнул воротник рубашки и, потирая ладонью шею, спросил:
— Ну, что вы ко мне, граждане?
Крестьяне переглянулись.
— С делом мы своим, за правдой.
Вперед немного выступил самый молодой из делегации и, размахивая над столом председателя шапкой, заговорил:
— Панский двор, если знаете, в Новиках у нас есть...
— Ну?
— ...Так вот же во дворе том коммуну хотят сделать...
— Ну?
— ...А оно нам и не совсем как будто подходит.
— Что?
— Ну, да эта самая...
— Коммуна?..
— Не то чтобы коммуна, а земля, что идет под коммуну.
— Земля испокон веку наша, как мы и отцы наши есть вечные местные жители,— поддержал крестьянина Лукаш.
— Ну и что?
— А то, товарищ председатель,— говорил далее молодой делегат,— что мы воевали и до этого век свой страдали за эту землю, чтобы иметь ее, значит. Не поели сытно, не погуляли, не вышли в праздник по-человечески... Эта земля — единственное спасение наше, а они пришли, неизвестно кто, заняли...
— Так вы землю хотите?
— Ага, землю, известно, землю...
— А как же коммуна?
— И коммуна пускай, если так уж, но чтобы по закону. Панская земля всем нам поровну, а на своей части они пускай себе и коммуну делают или хоть черту лысому пускай ее отдадут.
Председатель молчал, что-то чиркая пером по бумаге. Тогда Лукаш стал ближе к столу, наклонился к председателю, чтобы подсказать ему, что написать в бумаге Новиковскому сельсовету. Наклонился и заговорил: