Понятые, сбитые с толку пьяными рассуждениями и криками председателя, отошли в сторонку, о чем-то беседовали между собой. Председатель все еще стоял у завалинки, махал рукой, в которой держал бумажку, и никак не мог вспомнить необходимых слов, чтобы сказать их Каскевичу. Затем вспомнил их, ступил два шага вперед, в сторону Каскевича, поднял бумажку и сказал:
— Я официально документом волостным предлагаю вам не пахать землю, а за оскорбление покажу еще, кто я есть...
Сказав это, он повернулся к старику и многозначительно покивал в его сторону пальцем. Старик зло сплюнул, оттолкнул от себя руку председателя и сердито, неспокойно заговорил:
— Прочь уходи со двора! Прочь, гадюка ты этакая! Наш двор это, какой ты нам указчик, пьяница!..
Председатель оглянулся на понятых и, покачиваясь, пошел к воротам. Там остановился и, показывая на бумажку, проговорил:
— Вы это не думайте, так это вам не пройдет! Я вам покажу еще, кто я! Собственноручно разберусь я с вами еще! Официально законом советским покажу, раз вы так...
* * *
Их было семеро. Пьяные, только что из-за стола, они, разгоряченные водкой и словами Лукаша, торопились. И Лукаш, в который раз уже, опасаясь, чтобы они под пьяную руку не наделали крови, советовал:
— Главное — напугать, страху нагнать. На семью и на самого на него страху нагнать, тогда бросит, отречется. А раз он, так и все. Если что — можно и стукнуть раз другой кулаком. Кулаком только, чтобы не до крови, чтоб напугать только. Тогда с богом, идите... Прогоним — земля тогда вся наша, по полчасти на семью припадет...
Они пошли.
Мать Яна варила есть. В печи давно выгорели дрова. Она сгребла уголь в угол печи и поставила два небольших горшка. Хотела закрыть печь и наклонилась, чтобы взять заслонку. Неожиданно заболела поясница, закокола, и она стояла, выпрямившись, держа в руке заслонку, ждала, пока пройдет боль. Тогда увидела, что по двору идут пьяные мужчины. Догадалась, что идут с угрозами, и выпустила заслонку. Заслонка упала на пол, под ноги ей, забренчала ржавой перегоревшей жестью. Бросилась в сени, чтоб запереть дверь, но не успела. Высокий, бородатый мужчина толкнул дверь и раскрыл ее. Она бросилась назад в хату и остановилась за порогом, не закрывая двери. Мужчины сразу в хату не пошли. Высокий остановился перед дверью, заглядывая в незакрытую печь, проговорил:
— Варишь? Злодея своего кормить будешь?
Обиженная за сына, мать не смолчала.
— Сам ты злодей,— ответила она,— а сын мой честный, ничего у тебя не украл.
— Не у меня, а у всех нас украл, землю нашу он украл.
Говоря, высокий переступил порог в хату. Мать отошла в сторону.
— Ищи, хлопцы, игрушку его.
Сам выглянул на улицу, потом под балки. Мужчины осмотрели сени, перерыли все в сундуке, в хате, на койках; тогда высокий, опять угрожая, обратился к матери:
— Нету? С собой взял, думает, испугаемся? Это не поможет! Со своей земли мы его прогоним. По бревнышку хату разнесем, разбросаем, но прогоним...
Из хаты мужчины, вихляя, пошли через двор на тропку, ведущую в поле. Как только мужчины ушли со двора, мать бросила, не заслонив, печь, не заперла хату, а перелезла через плетень у сараев, чтобы не заметили мужчины, и напрямик побежала в поле к сыну...
Душно Яну. Весь в поту и конь. Возле коня крутятся стаей слепни, липнут к нему, лезут ему в глаза. Конь сердито машет головою, останавливается и трет глаза о колени передних ног или достает головой и хватает зубами за места, искусанные слепнями. Ян дергает вожжами, стегает коня кнутом, и конь идет быстрее, а за ним плуг кладет, рассыпая, мягкую землю.
Ян в защитных красноармейских брюках. На ногах у него еще красноармейские ботинки, а гимнастерку сбросил, душно, и расстегнул воротник нижней рубашки.
Над полем носится игривый легкий ветер. Он прилетает, шевелит па голове волосы, залезает за пазуху и мягкими крыльями прохлады прижимается к груди.
С ветром долетел до Яна человеческий крик. Он дернул вожжами, остановил коня, прислушался. Крик повторился еще более отчетливо. Ян приложил к глазам руку и глянул в сторону деревни. Оттуда тропкой к нему шли мужчины, а в стороне от них, через поле, бежала женщина, кричала и махала ему рукою. Ян узнал мать и догадался, что мужчины идут прогонять его с поля.
Достал табак, свернул не торопясь цигарку и, закурив, стал, опершись на плуг. Уже недалеко мужчины. Они идут, вихляя, видимо, о чем-то говорят, потому что широко размахивают руками. А через поле, спотыкаясь, бежит мать и кричит Яну, чтобы он спасался. У матери упал с головы платок. Она держит платок в руке, прижала руку к груди, наверное, запыхалась очень, спотыкается от усталости и страха, падает, поднимается, некоторое время идет тище, чтобы отдышаться, и опять начинает бежать. Ян кричит ей: