— Мама! Не бойся! Не беги! Не бойся!..
А ветер навстречу доносит ее крик:
— Ухо-о-о-ди! Спасайся-а-а!
Тогда он опять кричит, чтобы мать не бежала. Она, наверное, слышит, а может, устала совсем и от этого замедлила шаги, идет и держит в руке на груди платок.
Еще ближе мужчины. Они машут кулаками в сторону Яна и кричат:
— Про-о-о-чь с поля, мать твою!.. Про-о-о-чь! — доносит ветер.— Убирайся про-о-очь!..
Кричат и машут кулаками. Ветер мягкий ласково обнимает лицо, шевелит на голове Яна густые светлые пряди, отворачивает воротник рубашки и ласково прижимается к голой вспотевшей груди, успокаивает. На воротнике рубашки виднеется небольшим черным пятнышком еще не смытая полковая печать. Ян смотрит на мужчин, слышит, как орет высокий:
— Уходи с поля! Не пойдешь — костей не соберешь!..
За ним орут другие:
— Про-о-о-очь с нашей земли!
— Во-о-о-он!..
Еще ближе подошли мужчины и замедлили шаги. Ян выплюнул цигарку себе под ноги, всунул руки в карманы брюк, крепче оперся на плуг и молча смотрит на мужчин. Мужчины думали, что Ян бросит коня или отцепит плуг и удирать будет верхом. Они приготовились к этому и, удивленные тем, что он не удирает, столпились, задержались и, заговорив, не пошли дальше. И высокий более спокойным, но все еще крикливым голосом заговорил:
— По-хорошему уходи с поля. Сам лучше уходи, не вводи в грех!
— Не дадим коммуны делать! — кричат за ним другие.— Прочь уходи!..
Мелькает перед глазами Яна воротник рубашки с полковой печатью. Неспокойно бьется в груди сердце. Но еще спокойным голосом он ответил мужчинам:
— Чего ж стали, наверное, недорого заплатили вам?.. Неужели по шкалику только?.. Дешево слишком, стоило больше бы взять за такое...
Говоря это, почувствовал, как сжалось, свернулось в комочек сердце и забилось чаще и сильнее. Тогда вспомнил далекие-далекие дни в полку, когда на фронте был. Стояла ночь, и пахота была вязкая от дождя и холодная. А надо было подползти по пахоте к сараю, снять без выстрелов белых часовых и спасти своих пулеметчиков, которых белые готовились вешать. Тогда именно вот так билось сердце. Не от страха перед угрозой, что могут заметить и убить, а от страха, что не успеют своевременно доползти и спасти товарищей. Именно вот так билось тогда сердце... ту-ту, ту-ту, ту-ту...
— Не тяни, прочь с поля! —кричит высокий.— Чего зубы заговариваешь!.. Вон с земли нашей!..
Но стоит на месте, не идет ближе к Яну. Стоят на месте все, несмело поглядывают друг на друга. Ян понял, что мужчины боятся подойти ближе к нему, что возвращается к ним в поле трезвость, и нервным голосом крикнул им:
— Купили вас! За водку купили! Эх вы, люди!..
Оттолкнулся с этими словами от плуга и пошел прямо на мужчин, тяжело ступая по пахоте ботинками, держа руки в карманах.
— Дешево заплатили вам! За коммуну стоило бы больше взять, мы за нее кровью платили...
Мужчины замолчали, растерялись, испугались и начали отступать, поглядывая на его руки в карманах. Ян идет прямо на них, идет и говорит:
— Скажите тому, кто напоил вас, и сами запомните, что коммуна будет жить!..
Идет он — высокий, спокойный, держит руки в карманах, тяжело ступает по пахоте большими красноармейскими ботинками. Спокойствие его пугает мужчин... Они отходят, льнут друг к другу так, чтобы не быть никому впереди других, и уже несмелыми голосами выкрикивают:
— Не имеешь права пахать! Не имеешь права пахать! Наша земля это! Не по закону пашешь ты ее!
Выкрикивают и отходят уже быстрее. Со стороны к Яну подошла мать. Устала она и напугалась. В глазах ее слезы. Она что-то говорит, идя рядом с Яном, то ли отговаривает, чтобы не шел он за мужчинами, то ли сетует на что-то, не понимает Ян. Мать увидела это и схватила его за рукав рубашки, удержала. Ян остановился и оглянулся на мать, увидел на середине загона коня. Конь вылез из упряжки и, стоя боком к плугу, поперек загона, широко взмахивал головою, спасаясь от слепней.
IV
Для Панаса эта встреча была совсем неожиданной. Вечером сидели на лавках возле клуба девчата и хлопцы, ожидали начала кино. Пели. Панас сидел молчаливый, слушал. И вдруг у самого его уха девушка крикнула:
— Гляньте, «Коси сено» идет!
— Сидор «Коси сено»!..
Девчата захохотали. Панас глянул вдоль улицы. Там, посередине незамощенной улицы, улыбаясь навстречу молодежи, шел, хромая, Сидор. Идя, он взмахивал правой ногою, словно косой на сенокосе, переставлял ее, относя далеко вправо, нес ногу над самой землей, и она пылила. За это девчата и прозвали его так: Сидор «Коси сено». Девчата смеялись, а Сидор издали, хромая, замахал им шапкой.