Они смотрят друг на друга поверх свежей могилы и улыбаются. Наверно, Рут следует что-то сказать, но почему-то молчание кажется уместным. Высоко в небе кричат гуси, начинает моросить дождичек.
— Я, пожалуй, поеду, — говорит Нельсон, но не двигается.
Рут смотрит на него, дождь мягко падает ей на волосы. Нельсон улыбается, улыбка у него странно мягкая. Рут открывает рот, чтобы заговорить, но тишину нарушает голос, словно бы идущий из другого мира, из другой жизни:
— Рут! Что ты здесь делаешь?
Появляется Питер.
Когда Нельсон уезжает, снова угрюмый, озабоченный, Рут готовит еще кофе и садится за стол с Питером.
«Он хорошо выглядит», — думает Рут. Рыжеватые волосы стали короче, он похудел примерно на стоун и даже загорел — это до того необычно (у Питера типичная для рыжих кожа), что сейчас вид у него потрясающе иной.
— Ты хорошо выглядишь, — говорит Питер.
— Нет, — резко отвечает Рут, сознавая, что лицо у нее без косметики и волосы слиплись от дождя.
Наступает недолгое молчание.
— Что это за человек? — спрашивает Питер.
— Это длинная история…
Питер хороший слушатель. Он достаточно потрясен смертью Спарки — он любит кошек, вспоминает Рут — и должным образом увлечен тропой и останками из железного века. Она немного рассказывает ему о полицейских расследованиях, но умалчивает о письмах, а он сообщает, что читал о деле Скарлетт Хендерсон.
— Бедная девочка. Для родителей это огромное потрясение. Полицейские всерьез считают, что Спарки могли убить в качестве предостережения тебе?
— Думают, это возможно.
— Господи, Рут. Ты превосходно живешь, не так ли?
Рут молчит. В голосе Питера она уловила легкую нотку зависти к ее якобы увлекательной жизни. Ей хочется сказать ему, что жизнь ее отнюдь не увлекательна, что ей одиноко и довольно страшно. Рут смотрит на него, решая, насколько может быть откровенной.
Странно снова видеть Питера в коттедже. Они прожили здесь вместе около года. Рут купила коттедж через несколько лет после раскопок хенджа, ее всегда тянуло к Солончаку, к его мрачной, пустынной красоте. К тому времени они с Питером прожили вместе два года, но когда речь зашла о совместной покупке коттеджа, Рут воспротивилась, сама не зная почему, и Питер сдался. Маленький коттедж принадлежал только ей, и она помнит, что дом как будто даже не заметил исчезновения Питера. На книжных полках образовалось несколько пустых мест, но в целом стены словно бы удовлетворенно окружили ее. Наконец они остались одни.
— Я скучал по этому месту, — говорит Питер, выглядывая в окно.
— Вот как?
— Да, в Лондоне никогда не увидишь неба. Здесь его много.
Рут смотрит на бескрайний серый небосвод с летящими низко над болотами тучами.
— Неба много, — соглашается она. — Но мало всего прочего.
— Мне это нравится, — возражает Питер. — Я люблю одиночество.
— Я тоже, — кивает Рут.
Питер печально смотрит в кофейную чашку.
— Бедная маленькая Спарки, — говорит он. — Я помню, как мы принесли ее домой. Она была не больше игрушечной мышки, которую мы ей купили.
Рут не может больше выносить этого.
— Пошли, — зовет она, — прогуляемся. Я покажу тебе тропу.
Ветер усилился, им приходится опускать голову, чтобы песок не летел в глаза. Рут хотелось бы идти молча, но Питер жаждет поговорить. Он рассказывает ей о своей работе, о недавней поездке на лыжный курорт (отсюда и загар) и своих взглядах на правительство, избранное в то пьянящее лето десять лет назад. Ни разу не упоминает о Виктории и Дэниеле. Рут говорит об университете, о своей семье и останках из железного века.
— Что думает Эрик? — спрашивает Питер. Он быстро идет, перешагивая через неровности. Рут спешит следом, стараясь не отставать.
— Что все они связаны.
— О да. — Питер начинает говорить с сильным норвежским акцентом: — Священное место, власть ландшафта, врата между жизнью и смертью.
Рут смеется:
— Вот-вот. А Фил считает все это совпадением, ссылается на геофизические данные и радиоуглеродное датирование.
— А ты что думаешь?
Рут отвечает не сразу. Осознает, что Эрик не задавал ей этого вопроса.
— По-моему, связаны, — говорит она наконец. — Первые останки из железного века обозначают начало болота, тропа ведет практически к хенджу, отмечающему точку, где болота становятся приливными. Насчет костей в Спенуэлле не знаю, но они должны указывать на какую-то границу. Границы необходимы. Даже теперь, смотри, как важно держать все на своем месте. Вот говорят: «Соблюдай дистанцию». Думаю, доисторические люди знали, как ее соблюдать.