Массовый поход в больничную столовую я, естественно, проигнорировала. Есть мне, по традиции, не хотелось. Вместо этого спустилась на два этажа вниз, прошла по длинному коридору до конца, пока не уперлась в двери самого дальнего блока - местного отделения реанимации и интенсивной терапии. Здесь недавно обитала и я - в виде овоща. Сейчас, понятно, меня перевели в обычную палату. Разумеется, одноместную, повышенной комфортности.
Я постучала в стеклянную дверь. По ту сторону перегородки вынырнуло овальное лицо в обрамлении жгучего каре. Отлично! Я не ошиблась. Сегодня Любино дежурство.
С Любой я познакомилась, пока лежала в реанимации, вернее, сначала она узнала меня, являясь моей палатной медсестрой. Не смотря на молодость (ей было всего 23 года) Любаша умело строила всех вокруг. Крепенькая, коренастая, с командирским басом, девушка не повторяла распоряжений дважды. Будь-то необходимость выставить вон многочисленную родню пациентов или собрать нетяжелых больных из других отделений, дабы поднять наверх коробки с медикаментами - Люба была незаменима. Однажды она сказала, что ее закаленный мужской характер - влияние трех старших братьев.
- Ну что, Сань, бодрячком? - придирчиво окинула она меня с ног до головы, пуская внутрь. - Тогда, пошли чаевничать.
Это стало традицией. Каждый раз в Любино дежурство мы устраивали чаепитие на полночи. Говорили за жизнь, и однажды я призналась, что видела странные вещи в коме. С тяжелым сердцем ждала ответа, боясь, что это последний вечер в компании добросердечной медсестры. Но нет, Любаша меня поняла.
- Удивила! - хмыкнула тогда она. - Забыла, где я работаю? Люди, выходя оттуда, иногда такие вещи рассказывают, закачаешься. Я тут на досуге сама умные книжки прочла. Там пишут, с коматозниками разговаривать надо, музыку включать. Мол, они услышать могут и вернутся быстрее. Один дедок у нас лежал, старенький, маразматик совсем. Думали все, не очнется, - Люба понизила голос до шепота. - Но он поднялся, как солдат, да еще и умом прозрел, вспомнил место, где его прадед семейное золото схоронил. Во!
Я чуть под стол от хохота не сползла. Конечно, в душу закрадывались подозрения, что Люба преувеличивает, однако верить в чудесные истории очень хотелось. Они меня успокаивали и давали надежду...
Сегодня за чаем я жаловалась на занудливого мозгоправа, упертого отца и остальную родню, а Люба параллельно разбирала карты пациентов, делая в них пометки.
- Представляешь, Бастинда каждый день сладости через бабушку посылает, но только та их не передает. Свои покупает. Говорит, из принципа.
- Родственники, - хихикнула Люба, потянувшись за новой стопкой карт. - С ними и в цирк ходить не надо. Стоять! - зашипела она, пытаясь удержать поехавшие на пол медицинские документы. - Ну вот...
- Сейчас подниму, - отозвалась я, ныряя под стол. - Ух, сколько их у тебя, - округлила я глаза, передавая стопку Любаше. - И все в коме?
- Нет, многие обычные, после операций. Но несколько коматозников тоже есть. К сожалению, не всем везет, как тебе.
- Ой, кажется еще одна осталась, - заметила я сиротливо лежащую на полу карту. Она упала дальше остальных - аж под батарею, и теперь виднелся лишь самый ее кончик. За него я и потянула. Легонечко. Но всё равно порвала краешек, пока вызволяла из плена.
- Ничего, заклеим, - заверила Люба, осматривая повреждение. - Не думаю, что Варвара Дмитриевна Смирнова на тебя обидится. Поверь, ей сейчас не до порванной карты.
- Кто? - спросила я хриплым чужим голосом, чувствуя, что сердце того гляди остановится. - Как ты сказала? Варвара Смирнова?
Температура, кажется, резко понизилась, потому что появилось ощущение, что ноги и руки окунули в лед. А в голове громыхало, будто там вбивали сваи. Смирнова! Смирнова! Смирнова!
- Ну да, - Люба посмотрела исподлобья. - Это наша пациентка. Она ехала в том же автобусе, что и ты. Сань, да что с тобой? Будто с привидением встретилась.
- Она балерина? Ведь так? - ноги подкосились, и я рухнула на стул. Перепуганная Любаша ринулась ко мне, потрогала лоб.
- Сань, да ты вся в испарине. Тебе нужно прилечь.
- Нет, - я остановила Любины руки, пытающиеся поднять меня и куда-то отвести. - Сначала ответь. Варя блондинка? Худая такая, хрупкая? Твоего возраста?
- Нет, - Люба проверила мой пульс. - Думаю, это не твоя знакомая, Сань. Нашей Варваре Дмитриевне 80 лет.
- Не может быть!
- Еще как может. Вон гляди, - Люба сунула под нос карту. - Варвара Дмитриевна Смирнова родилась в 1915 году. Так что она при всем желании не может быть одного со мною возраста. А теперь идем, провожу тебя до палаты. Не спорь, узнает кто, что ты тут у меня в обмороки падать пытаешься, с работы в три шеи выставят.
Ночью я не сомкнула глаз. Все думала об имени на упавшей карте. Неужели, бывают такие совпадения? Конечно, фамилия Смирнова не редкость. Зато имя Варвара для нашего времени - почти раритет. А тот факт, что пожилая женщина попала в ту же аварию, что и я, вообще навевал мысли, прямо скажем, потусторонние.
А, может, пока я лежала в коме, слышала, как кто-то говорил о старушке, называл ее имя и фамилию, а подсознание взяло и создало образ юный балерины? Мифический Василий Петрович прав, человеческий мозг - загадка.
Утро я встретила с твердой решимостью навестить пожилую даму, чтобы лично убедиться, что у нее нет ничегошеньки общего с придуманной мною Варей. Мне необходимо было посмотреть на старушку, чтобы перестать изводить и без того травмированный путешествием по несуществующему миру рассудок.
- Куда мимо президента? - шикнула Люба, когда я, согнувшись в три погибели, попыталась прошмыгнуть под сестринским постом. Это прозвище девушка получила после шутки завотделением, когда она в очередной раз раздавала указания каждому, кто подвернется под руку. В результате оно, как это часто водится, приклеилось намертво. Впрочем Любаше это, скорее, льстило, нежели доставляло неудобства.
- В какой палате Смирнова? - ни капельки не смутившись, спросила я.
- Та-а-ак, - протянула медсестра, скрещивая руки на груди. - Ты что удумала, а?
- Хочу убедиться, что мне рано переезжать в дурдом, - честно призналась я и грустно вздохнула для пущей убедительности, опустив глаза в пол.
Как ни странно на Любу сей финт подействовал.
- Ладно, - нехотя согласилась она, выходя из-за стола. - Но только на минутку. А потом ты исчезнешь отсюда, как шелковая. Поняла?
Я кивнула. Да и как можно дать отрицательный ответ, когда к носу приставлен плотно сжатый кулак?
Открывая дверь палаты, я явственно почувствовала, что эта встреча перевернет жизнь. Навсегда. Пути назад не будет. Но четко я знала и другое - что никогда не обрету покоя, если сейчас струшу и уйду.
Она была очень худая и бледная. Лежала без движения на белой постели. Скромно, словно не хотела занимать много места. Нет, я не увидела в ней сморщенной старушки. Не смотря на печать прожитых лет, в ней все еще чувствовалась прежняя стать и бесконечная грация.
Как тихо было там. Лишь приборы отсчитывали удары сердца. Машины, иглы, провода - механические проводники жизни, которая еще едва уловимо теплилась в уставшем теле. А я все смотрела и смотрела в лицо старой женщины - такое умиротворенное, как у спящего ребенка, который видит хороший сон.
- Кто вы? Что вы здесь делаете?
Пронзительный голос ударил по ушам.
- Простите, Тамара Даниловна, - поспешно извинилась Люба и быстро выдала спасительную ложь. Хотя почему ложь? Правду. - Это Саша. Она тоже ехала в том автобусе. Бедняжка сама только-только на ноги встала. Саша, это племянница Варвары Дмитриевны.
- Здравствуйте, - я протянула руку женщине лет пятидесяти с глазами поразительно похожими на Варины. - Я едва знала вашу тетю. Но автобус... Я могу уйти, если это неудобно и больше вас не побеспокою.