- Неужели, прозрела? - поинтересовался он с нескрываемым ехидством. Вовочка стал самим собой, каким был до пьяной аварии. - В четвертый раз приходишь и тычешься по углам, как слепой котенок.
Ого! Ошалев от новости, я чуть было не присвистнула, но вовремя себя одернула.
- А ты как сюда попал? И что это за место вообще? - я постаралась вернуть голосу обычную уверенность. А заодно и пренебрежение, которое использовала, общаясь с нахалом-братцем.
- Сказали: пустой слой, - не слишком охотно пояснил Вова. - А попал не по своей воле. Притащили. Как я понял, твой знакомый. Дмитрий, кажется.
- Уж не волоком ли? - издевательски протянула я, ощущая, как зарделись щеки. Значит, после неудачи Макарова мой красавчик решил заняться другим застрявшим "мальчишкой". Смело, однако.
- Не смешно! - глаза Вовы так и засверкали за стеклами очков. Уже не круглых, как в детстве и отрочестве, а овальных с модной оправой. - В тот момент я был ниже ростом.
- А сколько тебе сейчас лет? - решила уточнить я.
- Двадцать три. Да-да, кикимора, я опять на одиннадцать месяцев старше.
Я сжала зубы до хруста, чтобы сдержаться и не кинуться на Вову. Можно было с легкостью стерпеть обидное прозвище от мальчишки, которым он был при последних встречах. Но слышать подобное от нынешнего верзилы, по собственной глупости снесшему себе полголовы, было истинным испытанием!
- И зачем тебя сюда заволок Дмитрий? - оскалилась я, наслаждаюсь мини-местью.
- Если б я понимал идиотские помыслы всех ненормальных, - братец философски развел руками, а меня передернуло: Алла обожала, когда он так делал и просто млела на глазах. - Нес всякую ахинею, мол, здесь я смогу поразмышлять над проблемами, которые мешают вернуться домой.
- Поразмышлял?
- По полной! - кивнул Вова, делая шаг вперед. Глаза стали злющими, подумалось даже, что не утерпит, отвесит оплеуху. - Ты - моя проблема! Поняла?! Единственная! Но не решаемая!
Я застыла, открыв рот и ошалело взирая на брата. Понимала где-то в глубине сознания, насколько глупо выгляжу, но пошевелиться не могла. Ибо пафосное заявление вздернутого носа повергло, если не в шок, то в ступор однозначно. Между прочим, это я всегда считала, что Вова испортил жизнь мне, когда въехал в нашу квартиру в качестве довеска к Алле, которую я, к слову, тоже не приглашала. Вы только представьте: ещё вчера мы с папой жили вдвоём, и в его спальне стояла мамина фотография, а сегодня на пороге появляются два чужака, и мы, оказывается, семья!
Я отлично помню, как однажды вечером папа пришёл в мою комнату - усталый и виноватый. Мне было одиннадцать, и я не хотела новую маму. Но Виктор Корнеев всегда умел убеждать. Или объяснять всё так, что окружающие принимали аргументы. Я не согласилась тогда с ними, но и возразить не смогла. Ни когда папа рассказывал, какая замечательная у него Алла. Ни, слушая наставления, что нужно делиться игрушками и книжками с вновь испеченным братом. Я молчала. И лишь кивнула один раз. После вопроса, стану ли я принцессой на скорой свадьбе. А потом проплакала полночи, уткнувшись в подушку. Тихо, как мышонок, чтобы папа не услышал и не понял, как сильно я не желаю ему счастья. Именно тогда Бастинда и получила своё прозвище. Потому что перед отцовским приходом я читала "Волшебника изумрудного города".
- Я знаю, о чём ты думаешь, - объявил Вова, видимо, сообразив, что, если меня не подтолкнуть, я ещё долго не заговорю.
- Неужели? - губы шевельнулись с трудом.
- О том, что всё наоборот, - он поморщился, напомнив собственную мать, когда та доставала из холодильника испортившиеся продукты. - Но ты не главная жертва в этой трагикомедии. Я тоже не хотел их свадьбы. И в отличие от тебя, высказывался против, но моё мнение ничего не изменило. Она сказала, что брак с Виктором - наш лотерейный билет, а я слишком маленький и глупый, чтобы это понять. Считаешь, тебе пришлось несладко? Ты форменная эгоистка, Сашка! Это был твой дом. Твоя территория! А меня притащили туда и заперли, будто в клетке!
- О! Несчастный ты наш звереныш, - издевательски протянула я. - Папа тебя усыновил! И Алла всю жизнь носится, как с писаной торбой! Вова то! Вова сё!
- Ты серьезно так думаешь? - сводный брат прищурился, словно пытался вычислить, степень обмана. - Значит, ты ещё наивный ребёнок, не желающий видеть дальше собственного носа. Я не хотел, чтобы меня усыновляли. Ясно? Потому что, действительно, был маленьким дурачком и надеялся, что о родительских обязанностях вспомнит родной отец. А для Виктора это был лишь показательный жест, подчеркивающий его псевдоблагородство. Ну а мама... Поверь мне, Алла Сергеевна на людях и со мной наедине - два совершенно разных человека. Она блестяще разыгрывает спектакли для тебя, а ты ведешься, даже не пытаясь хоть капельку пораскинуть мозгами. А твой дед?! Ты хоть помнишь, сколько издевательств я от него вытерпел? Моё счастье, что они с Виктором были на ножах, и Валерьян Гаврилович нечасто приезжал в гости. Вспомни ваши игры, Саша! И посмей сказать, что я не прав!
Вот тут, будь это голливудское кино, зрителям показали бы картинки из прошлого, мельтешащие перед моим сконфуженным взором. Бог свидетель (или на худой конец, Поточные наблюдатели), что я страстно желала бы сказать, что Вова преувеличивает или - что ещё лучше - врёт! И не могла. Потому что полузабытые эпизоды и впрямь замелькали, пусть и не столь ярко, как в фильмах.
Вова подобрал очень правильное слово. Ведь тогда наши действия воспринимались игрой. По крайней мере, мной. Сводный навязанный братец был неприятелем, а дед сообщником - сильным и мудрым. Тем, который мог "отомстить" за меня, пока Аллы с папой нет дома. Нет, дед не поднимал на Вовочку руку. Бил только словами, которые меня, глупую, веселили. А однажды, услышав мои жалобы на очередную драку, старик ушел к мальчишке в комнату без меня. Я так и не узнала, о чем шел разговор (без единого крика, кстати), но брат с полгода не отвечал на мои издевки за Аллиной спиной.
Боже, как же горько-то стало, когда до отбрыкивающегося сначала от Риты, а потом от Вовы мозга дошла простая истина. В этой многолетней войне я точно не являлась положительной героиней. А только приумножала обиды, язвя при каждой встрече.
- Мне жаль, - голос показался чужим. - Но мы же были детьми...
- Полагаешь, в детстве не так больно?
Вопрос был задан из области риторических, но даже захоти я ответить, не смогла бы. Не сумела б подобрать слов, чтобы выразить весь диапазон нахлынувших тайфуном чувств. Объяснить. Оправдаться. Или просто дать понять, что осознала, как эгоистично себя вела ребенком. Но Вова и не ждал ответа.
- Столько лет прошло, но ничего не меняется, - проговорил он, мрачно глядя в сторону. Пальцы скрючились, желая сжаться в кулаки, но остановились, распрямились. - Я не могу ступить и шагу, чтобы ты не маячила тенью за спиной, словно персональное проклятье.
- Смешно...
Потонувший в чувстве вины сарказм, снова всплыл на поверхность. Затрепыхался на черных волнах, желая заявить о себе в полный голос. Я впилась глазами в Вовино лицо, и не обнаружила насмешки или лжи. Брат оставался откровенен и серьезен.
- Снова не веришь? - попытался улыбнуться он. - Подумай. Самую малость. Что бы я ни сделал, как бы ни старался, этого всегда недостаточно. Виктор смотрит со снисхождением. Молчит месяцами, не похвалит даже за выдающиеся успехи. А стоит допустить оплошность, как выливает ушат помоев и заводит любимую песнь, что Саша бы так не облажалась. Мама тоже не отстаёт, нагнетает, требует свершений. Переплюнуть тебя. Не желает понимать, что не нужна мне ни фирма, ни посты. Хочу делать свою работу - так как умею. И пусть другие правят балом. Мне хватает моей роли.
- Тогда скажи об этом Алле! - разозлилась я.
Посмотрите на него! Стоит тут и жалуется на жизнь! Да, ребенком ему досталось. Но теперь-то к чему прятать голову в песок? Неужели трудно поставить на место Бастинду?!