Не доверяя страже жемайтийцев, крестоносцы оставили на часах и одного своего брата.
Медленно угасали костры, и ночной мрак подступал все ближе и ближе. С дальних и ближних деревьев смотрели на заночевавших людей совы, стонали филины; под кронами деревьев светились в темноте гнилушки, то здесь, то там мигали таинственные огоньки, и, когда над лесом взошла луна, стало казаться, будто вокруг костров бродят какие-то сказочные существа. Иногда стражникам чудилось, что возле родников ведьмы полощут белье.
Подбадривая себя, стражники бряцали мечами; браг закрыл глаза и молился, то и дело осеняя крестным знамением чащобу, где светились глаза сов и мелькали в неясном лунном свете тени лесных чудищ.
Не только пуща жила неповторимой лесной жизнью, но и весеннее небо над ней полнилось всякими звуками и голосами. Переговариваясь, беспрерывно проносились над лесом стаи диких уток, в поднебесье трубили лебеди, и слышно было, как, подлетая к лесным озерам, они падали в воду, скользили по ней и, успокоившись, умолкали. Иногда стражникам слышался то ли стон лесного человека, то ли плач какого-то существа, и волосы у них вставали дыбом.
Перед рассветом повеял ветерок, и встрепенулась пуща. В чащобе скрипнула древняя сосна, затрещал великан дуб, и по верхушкам деревьев пронесся шелест леса, не сулящий человеку ничего хорошего. Сменилась стража. Подбросили в костры сучьев. Прислушались. В пуще стоял такой треск, словно там боролись. Стражники сжимали в руках копья, пристально всматривались в ночную темень и были готовы немедленно отразить нападение видимого или невидимого врага. Но враг боролся с кем-то вокруг них, а ближе не подходил. Под утро с болот и топей повеяло сыростью, и струя прохладного воздуха добралась до спящих людей. Костры гасли, и только изредка занявшаяся сухая ветка или вспыхнувший уголек озаряли спящих воинов, выхватывая из темноты кусочек пущи и бросая рыжий трепещущий отблеск на стволы лесных великанов. Вдруг стражники почувствовали, что кто-то приблизился к костру, и увидели две светящиеся в темноте большие точки.
— Bei Gott! О heilige Maria! * — не своим голосом завопил перебиравший четки крестоносец и наставил на злого духа крестообразную рукоять меча.
— Чтоб тебя Перкунас 10! Кто там? — обнажив меч, закричал стражник-жемайтиец, а его товарищ швырнул в лесное чудище сулицу 11. Чудище заблеяло и, обрызгав стражников грязью, бросилось в пущу.
Одни внезапно разбуженные крестоносцы начали осенять чащобу крестным знамением, другие бросились в кучу и, выставив перед собой рукояти мечей, затянули священную песнь. Когда разгорелись костры, все прояснилось. Это был зубр. Почувствовав приближение дня, он шел своей привычной тропой к озеру, чтобы напиться чистой воды, но, наткнувшись на невиданных существ, удивился, остановился и принялся издали обнюхивать их. Когда рассвело, стражники даже обнаружили окровавленный след, но во время походов запрещалось отделяться от отряда.
V
Не успел еще заняться день, а в путце, особенно на берегах озер и ручейков, уже началась новая жизнь. Первой проснулась ворона, каркнула раза два и замолчала, будто испугавшись своего голоса. С берега озера откликнулся журавль, еще какая-то птаха, и вот всех пернатых разбудил страшно засвистевший орел.
10
Перкунас — бог грома и молнии, выполняющий военную и — косвенно — хозяйственную функцию. Один из главных богов балтов.