Он сам захлопнул дверь и привалился к ней лбом, пытаясь отдышаться.
— Что за хрень, шеф? — заговорил один из «гостей». — Откуда здесь эта лачуга? Мы сбились с пути?
Атти заметила в тёмном углу горящие красные глаза, не предвещавшие ничего хорошего.
Только сейчас она почему-то подумала, или скорее почувствовала, что «домовёнок Кузя» вовсе не безобидное существо. Скорее наоборот. Совсем наоборот. И ему не понравилось, как отозвались о его доме.
Аттика как можно незаметнее попыталась сделать успокаивающий жест рукой.
Красные глаза метнули на неё сердитый взгляд.
Он был недоволен, что она вмешивается.
Но подчинился.
Исчез.
— Не знаю, — ответил, тем временем, «шеф». — Не могли мы сбиться.
— Если вы в город шли, то всё в порядке, — заговорила Дива. — Немного просто отклонились, видимо, но он совсем рядом.
— Слава богу, — облегчённо выдохнул другой.
— Сегодня продолжать путь смысла нет, — заговорил «шеф». — Переночуем здесь и отправимся утром.
Аттика возмущённо сложила руки на груди.
Она, конечно, не собиралась их выставлять, но то, что её даже не спросили — это просто хамство.
Глаза в тёмном углу вновь как-то радостно зажглись.
Одхан был довольно жесток и кровожаден. И ненавидел людей.
Атти отрицательно махнула головой.
— Я покидаю дом в пять утра, чтобы успеть на работу в город, — твёрдо произнесла она, глядя на главаря.
— Устраивает, — сухо отозвался тот.
«Ну и скотина», — подумала Атти, а вслух продолжила:
— Можете расположиться в этой комнате. Та дверь — ванная с туалетом, больше вам никуда ходить не позволено.
«Гости» удивлённо переглянулись и скрестили взгляды на шефе.
Его брови гневно сошлись на переносице.
— Не много ли ты себе позволяешь? — прорычал он сквозь зубы.
— Не поняла? — действительно растерялась Аттика.
— Я беру, что хочу, когда хочу и в любом количестве, — продолжил он. — Ради этого мы все здесь рискуем жизнями. Чтобы такие, как ты, грели жопы за забором и наслаждались тем, что мы принесём и решим отдать.
— Ты дебил? — разозлилась Дива, привлекая к себе внимания. — Ты где здесь забор видишь? Кто здесь жопы греет? Если только вы спасаете свои, скрываясь в нашем доме.
— Заткни свою голограмму или хуже будет, — прорычал главарь.
— Одхан, — спокойно-высокомерно произнесла Дива, упрямо сложив руки на груди. Совсем как Атти.
Из угла вырвалось нечто тёмное, огромное с горящими глазами и бросилось на пришлых.
— Только не убивай! — успела в ужасе выкрикнуть Аттика, и в результате те, кто не успел выбежать самостоятельно, были выброшены на улицу.
Дверь демонстративно-раздражённо с треском была захлопнута огромной чёрной тенью с горящими красными глазами и длинными до пола руками с жуткими когтями.
Атти вперила в домового сердитый взгляд.
— Почему ты вообще её послушал? — спросила она.
— Я — твой хранитель, — ответила за него Дива.
«Эти двое точно споются и станут не разлей вода», — подумала Аттика.
— Я — это ты, по сути, — продолжала раба айкора, связанная с ней общей нейронной сетью. — Только умнее. Гораздо, — не удержалась она, чтобы не добавить. — И благо, Одхан это понимает.
Аттика бросила на него взгляд, он свой красный виновато отвёл, но перечить Диве не стал.
— Я увидела опасность, — продолжала тем временем интеллект выгораживать домового. — И предотвратила её.
— А о последствиях ты подумала, супер-мозг? — спросила с неё Аттика.
— Ой, я тебя умоляю, — махнула наманикюренной полупрозрачной ручкой голограмма. — Люди никогда не верят в то, что не могут объяснить. Точнее, что не может объяснить их мозг. А он обязательно подбросит им какую-нибудь идейку, что произошло «на самом деле». Например, что флора пробилась в дом или они грибочков на ужин каких не тех съели или ещё какую — нибудь хрень. Не говоря уж о том, что я не уверена, что кто-нибудь из них доберётся до города.
Словно в подтверждение этому где-то далеко послышались удаляющиеся крики ужаса и смерти.
Аттика не стала выходить и вновь просить землю за охотников.
Каждый сам определяет свою судьбу.
Любое действие, даже мысль имеют значение…
***
Охрана разбудила мэра среди ночи.
— Это Ран, — доложили они. — Говорит, срочно.
Гвилим скривился.
Он недолюбливал своего братца, на которого родители нарадоваться не могли, и соперничал с ним всю жизнь, пытаясь тоже стать кем-то. Для них. Ради них. Чтобы они, наконец, стали его замечать. Гордиться. Как Раном…