Я подняла голову и тут же ойкнула, потому что шея и спина затекли просто ужасно. Сегодня совершать омовение явился новый персонаж. Высокий, как, похоже, все здесь, он при этом выглядел тощим, в противоположность предыдущему шкафообразному надзирателю. Хотя при ближайшем рассмотрении скорее уж был жилистым, с острыми, откровенно агрессивными чертами лица, и уж точно не выглядел менее опасным, чем предыдущий. В клетках вокруг зашевелились, так же, как и я, вздыхая, охая и разминая затекшие тела. Вот только теперь все мы были голыми. От одежды остались жалкие лохмотья, ими и прикрыться толком не получалось, и поэтому тот факт, что у всех без исключения парней стояло колом, скрыть было сложно. В принципе, вполне нормальное утреннее состояние здоровых молодых мужчин, вот только и я сама ощущала себя отчего-то дико возбужденной. Запах похоти буквально затопил весь ангар. Стоп. Запах похоти? Как я его могла учуять, и почему безошибочно определила, что это именно он? «Ну, может, потому что ночью ты была чертовой собакой, а у них вроде как с нюхом все нормально», – подкинуло саркастическое замечание подсознание. Недоуменные взгляды вокруг, шумные вдохи и фырканье подсказали мне, что внезапно острое обоняние открылось не только у меня. В этот раз мытье ощущалось снова актом унижения, причем направленным почему-то против нас с Надей. Особенно против меня. Если парней тощий ублюдок мыл довольно быстро и не акцентируясь на определенных частях тела, то нам досталось, что называется, по полной. Он нарочно направлял мощную ледяную струю то на одну грудь, то на другую, в лицо, в низ живота или между ягодиц, когда старались отвернуться. И стоило прикрыть только одно уязвимое место, как вода с силой начинала бить в другое. У моей клетки он надолго задержался, поливая до полного онемения и отпуская гадкие комментарии типа: «Потри себя хорошенько, мелкая сучка. Перед смертью следует быть чистой». При этом он бесстыдно лапал меня глазами, ухмылялся и мерзко облизывал свои тонкие губы.
– Эй, хватит над ней глумиться, скотина! – не выдержав, вмешался Леха, и мой мучитель, опустив шланг, двинулся к нему с таким недобрым выражением лица, что мне стало страшно за парня.
Но снаружи послышался шум двигателей авто, и тощий резко передумал.
– Слушайте сюда, недопески жалкие! Усвойте одну простую истину: вашему появлению абсолютно никто не рад, и право на жизнь надо еще заработать, – громко сказал он, быстро направляясь к дверям. – Вы прошли свой первый оборот, но это еще ни черта не значит. Сейчас сюда войдут альфы и будут выбирать тех, кого посчитают достойными на звание претендентов в число бойцов своих стай. Все, кого не выберут, сдохнут. Мусор следует утилизировать, чтобы он не создавал еще больший бардак. Мы не намерены выпускать на улицу идиотов, понятия не имеющих, кто они теперь, не умеющих контролировать себя, обращение и сопутствующие желания и способных создать нам еще больше проблем.
– Ну так научили бы! – бросила я ему в спину.
– На кой черт возиться с кем-то, признанным слишком слабым, а значит, бесполезным! – презрительно фыркнул тощий. – А ты вообще молчи, тебя, считай, уже нет! Итак, вас выпустят из клеток и будут отбивать. Продержитесь хоть пару минут – будете жить. Попробуете бежать – сдохнете. Будете дерзить альфам – сдохнете. Глаза только в пол. Начнете плакать и скулить…
– Сдохнем – поняли! – раздраженно перебил этого лектора кто-то из парней. – Пожрать нам дадут или нет, лучше скажи.
– Только тем, кто выживет! – сказал тощий и заржал, будто это была самая замечательная шутка из возможных.
– Вот урод, – пробормотала Надя, а дверь в ангар с грохотом распахнулась.
К нам не спеша стали входить один за другим мужчины, осматриваясь вальяжно, по-хозяйски, и я в очередной раз поразилась сюрреалистичности происходящего. Больше всего они напоминали каких-нибудь нынешних состоятельных бизнесменов, таких, у которых буквально на лбу написано о недавнем криминальном прошлом, а под дорогими костюмами наверняка скрывались тюремные татуировки. Этакие нувориши, с тяжелыми взглядами «творю что хочу, беру что вижу» покрытые лишь легким налетом респектабельности и цивилизованности, за которым отчетливо улавливалась бесчеловечная агрессивная мощь. Их было четверо, и, очевидно, они и были этими упоминаемыми всуе альфами, и каждого сопровождало несколько охранников. Хотя я сильно сомневаюсь, что они в них действительно нуждались. Скорее уж, их присутствия требовал статус, иерархические заморочки или черт его знает, что у них тут полагается. Каждая группа вошедших расположилась в помещении подчеркнуто обособленно. Стали о чем-то негромко переговариваться, причем диалог вели только альфы, остальные стояли безмолвными истуканами, сверля чужие группы сопровождения недобрыми взглядами. Присмотревшись, я обнаружила притащившего меня сюда блондина и пытавшегося прикончить верзилу. Причем были они явно из разных команд. На нас никто даже не смотрел, так, словно толпа голых людей в клетках – это нечто вроде предметов местного, порядком надоевшего и не заслуживавшего внимания интерьера. Закончив свой тихий разговор, четверо альф наконец соизволили заметить пленников и неспешно двинулись по проходу между клетками в сопровождении сегодняшнего тюремщика. Они не просто осматривали парней пристально и оценивающе, но и очень похоже, что принюхивались; так и казалось, что еще чуть – и начнут щупать и в зубы заглядывать как жеребцам на рынке.