Только один оказался здоровым. Он сразу поднял руки.
— Я сдаюсь, сударь, — проговорил полный человек в порванном на плече пиджаке. — Я всего-лишь целитель и не намерен драться.
— Кто вы такие?
— Нам чудом удалось спастись от нашествия тёмных тварей. Мы схоронились здесь и ждём помощи. А кто вы?
— Я из войска государева. А вы — сторонники Морозовых?
— Нет-нет, сударь, вы ошибаетесь. Я здесь не из-за политических взглядов. Я всего-лишь выполняю свою работу.
— Где Морозовы?
— Прошу прощения, но мне об этом ничего неизвестно. И не имею никакого отношения к вашим распрям.
— Это мы ещё разберёмся, — строго проговорила боярыня Баклашкина, зашедшая в комнату следом за мной. — Службу тайных дел убеждать будете, а нам не надо лапшу на уши вешать!
— Я не понимаю, в чём вы меня подозреваете, сударыня?
— Всё вы прекрасно понимаете, сударь. Как будто вы не знали, кто находился здесь последние две недели. Назовите вашу фамилию.
Лекарь представился, но его фамилия мне была незнакома, как, видимо, и моей спутнице. А вот два убитых мной владеющих носили известные фамилии. Маг молнии оказался Морозовым, огневик тоже принадлежал к одному из крупных столичных родов, присоединившихся к повстанцам.
Подошли господин Баклашкин и Ярослав, которые осматривали соседние помещения. Долгоруков спросил у лекаря, почему он и другие не убежали. Тот объяснил, что когда стаю уничтожили (он думал, что тёмных просто перебили), несколько выживших отправились за помощью, а один из Морозовых со своим приятелем остались защищать раненых. Но помощь прийти не успела, поскольку первыми в кремле появились сторонники Павла, и раненые вместе с их защитниками оказалась в ловушке.
— Я говорил им, чтобы сдались, чтобы никто больше не пострадал, — утверждал лекарь, — но они упёрлись рогом, не хотели ни в какую.
Получалось, что группа повстанце всё-таки сбежала — человек десять, если верить лекарю. Но это было ничто по сравнению с тем, сколько наших врагов здесь полегло. Да, ужасно, что мне опять пришлось вырезать такое количество народу, пусть и с помощью тёмной стаи. До сих пор я не убивал стольких людей единовременно. Но, спрашивается, кто виноват? Надо было со мной дружить, и кто знает, на чьей бы стороне я тогда оказался?
Императрица-мать сидела в кресле и смотрела, как Дмитрий Павлович в задумчивости расхаживает по залитому светом люстр кафельному полу. Через высокие окна также проникал свет, но этого было недостаточно для огромной гостиной.
Дмитрий Павлович был озадачен. Сегодня добили остатки повстанцев, запершиеся в особняке Морозова, и захватили в плен Елизавету Фёдоровну, которая так и не дождалась помощи от своей немецкой родни. Фёдора Романова живым взять не удалось. Узнав, что битва проиграна, и понимая, что его ждут лишь унижение и казнь, тот покончил с собой. Даже драться не стал — он был не таким уж и сильным.
Губернская управа сопротивлялась дольше всех, но и она пала. О том, что повстанцы сдались, стало известно буквально час назад. Судя по отчётам с места, государево войско восстановило полный контроль над столицей. Без сомнения осталось много тех, кто не участвовал напрямую в бунте, но симпатизировал мятежникам и помогал им — с этими предстояло разбираться службе тайных дел.
Победа пришла неожиданно быстро. Дмитрий Павлович последние дни много ломал голову над тем, как одолеть мятежников. Особенно остро эта проблема встала после поражения в первой крупной битве четыре дня назад. Морозовы собрали большие силы, и всем стало ясно: так просто бунт не подавить. И вдруг — победа. Буквально за один день (или точнее сказать, ночь) значительная часть бунтовщиков была истреблена. Казалось бы, надо радоваться, вот только обстоятельства, приведшие к внезапному триумфу законного наследника, вызывали лишь беспокойство.
Как можно не тревожиться, когда в самом центре Москвы открылась бездна, из которой хлынула огромная стая тенебрисов? И пусть это полчище по какой-то непонятной причине обрушило свой гнев только на морозовцев, само его появление здесь ничего хорошего не предвещало.
— Дмитрий Павлович, ну так что? Что думаете? Почему они у нас появились? — повторила вопрос императрица.
— Сложно сказать, Анастасия Бенедиктовня, — произнёс великий князь, отмеряя ботинками шаги по комнате. — И я не могу дать ответ, по крайней мере сейчас. Возможно, обследование местности что-то покажет.