— Меня, то есть.
— Да, вас. Неклюдовы и Морозовы развернули целую компанию, желая вас дискредитировать. И это не так сложно, как кажется. Князья и бояре порой не менее легковерны, чем простой люд. Тем более недовольство и так зреет. Среди духовенства есть те, кто прямо утверждает, что от Александра отвернулся Бог, и что причина этому именно вы. И с ними ничего не сделать. Есть так же сомнения, на чьей стороне первая жена императора и некоторые наши родственники. Служба тайных дел пока за нас, но она не может арестовывать всех подряд, тем более членов царской семьи.
— А гвардия? Гвардия на чьей стороне?
— Мой полк останется верен наследнику. Каждый, кто встанет на сторону мятежников, будет казнён как изменник. Но про два гвардейских полка, которые сейчас расквартированы в Москве, я не могу ничего сказать. В любом случае Дмитрий Павлович попытается их склонить на нашу сторону. Но есть кое-что похуже — княжеские и боярские рода и кланы, которые могут поднять восстание по одному слову своих предводителей. Если это случится, начнётся такое кровопролитие, по сравнению с которым позапрошлогодний бунт покажется детской игрой.
— Значит, придётся их тоже угомонить.
— Если бы было всё так просто… Но если мятежники попытаются посадить на трон Фёдора, мы, разумеется, не дадим им это сделать. Поэтому я сейчас и вызвала всех из отпусков. Мы должны готовиться выступить на защиту престола.
— Сколько человек знает в гвардии?
— В моём полку — я, один из моих заместителей… и вы. Я посчитала, что вы должны знать, ведь это вас касается напрямую. Для мятежников вы — враг номер один. Даже не представляете, какие слухи про вас распускают наши недруги.
— Пусть скажут мне в лицо, и тогда посмотрим, что станет с этим распускателем слухов.
— В общем, я поставила вас в известность. Вы знаете обстановку, но повторяю, никому ни слова. На днях будет официальное заявление, а пока ждём и готовимся.
— Я буду молчать столько, сколько потребуется. Но мне думается, официальную информация надо дать как можно скорее. Промедление грозит ещё большими проблемами.
— Это уже от нас никак не зависит. Наша задача — удержать от бунта гвардейские и армейские подразделения здесь, в Сибири. Понимаете, Алексей? Если кто-то из ваших боевых товарищей решит встать на сторону самозванца, мы должны будем это пресечь. Я уж не говорю про армейских генералов. С ними тоже придётся разобраться.
Я прекрасно понял, на что намекала полковник Романова. Она хотела использовать мою силу для подавления восстания в армии. А куда мне было деваться? Сторонники Фёдора Михайловича объявили меня злом во плоти и тем самым совершили большую ошибку. Логичнее с их стороны было бы попытаться завлечь меня к себе, но когда в дело вступает фанатизм, логика умирает, поэтому мне просто не оставили другого выбора, кроме как поддержать наследника прежнего императора.
— Будет сделано, — ответил я.
— И да, я уже говорила и ещё раз повторяю: ваша преданность будет вознаграждена.
— Благодарю. И если уж вы сами об этом завели речь, у меня есть одна просьба, — время было, возможно, и не самое удачное, но стоило заранее озвучить свои пожелания. Если уж от меня ждут помощи, так пусть дадут взамен то, что мне по-настоящему нужно, а не какой-нибудь очередной кусок земли в кишащей тенберисами тайге.
— Говорите, — кивнула Романова, и между её бровями появилась морщина.
— Анатолий Третьяков, хранитель Первосибирской губернии, скоро отправится в последний путь. Он очень хочет, чтобы я занял его место, и мне эта должность вполне подходит. Хотелось бы, знаете ли, остепениться. Однако кандидатуру должен утвердить император.
— Поняла. Это всё?
— С остальным сам как-нибудь разберусь, если мне не придётся каждый месяц мотаться на границу. Поэтому да, на этом всё.
— Покинуть нас, значит, хотите?
— Бить всякую мелочь — это не то, на что имеет смысла расходовать мои силы. К тому же, как я понял, дальнейшего наступления в ближайшие годы не планируется. Тогда зачем мне постоянно ездить из Первосибирска в такую даль?