Валерий Привалихин
Пересадка на узловой
1.
Одноколейный путь бежал в прорези островерхих заснеженных елей. Сильные мотовозные фары издалека выхватили из мрака избушку путейцев и цепко держали в луче, пока мотовоз не подкатил близко. Машинист погасил фары, сбавил скорость, но тормозить медлил, вопросительно смотрел на стоявшего рядом в кабине лейтенанта.
Машинист не хотел останавливаться, и лейтенант понимал причину. Сильный снегопад прекратился еще в вечерних сумерках. Теперь же было далеко за полночь, заметно похолодало, небо очистилось, светила ущербная луна, и ровная снежная гладь мерцала в ее лучах в промежутке между насыпью и избушкой, которая притулилась у ельника в двадцати шагах от рельсового полотна. Следов не было. Значит, если и могли войти в избушку, то лишь до снегопада, в крайнем случае, в его начале. А устраиваться на ночлег засветло не в привычках бродяг. Для машиниста не было сомнений, что избушка пуста. Лейтенант тоже был не против ехать дальше, однако неожиданно для себя сказал:
— Останови.
Лейтенант открыл дверцу, взявшись за поручни, спрыгнул вниз. Из прицепленного к мотовозу вагончика-теплушки вышли сержант и трое дружинников.
Лейтенант вынул из кармана полушубка фонарик, засветил и направился к избушке. Он ступал, боясь провалиться и увязнуть по пояс в глубоком снегу. Предосторожность, пожалуй, излишняя: под слоем пушистого свежего снега прочный мартовский наст.
Один из дружинников тоже зажег фонарик и пошел по следу лейтенанта. Тот обернулся, помахал рукой: дескать, не надо, посмотрю сам. Дружинник не обратил внимания на жест и продолжал идти. Лейтенант больше не возражал, ему было безразлично: не лень, пусть хоть все идут.
Избушка была сколочена из старых смоленых шпал. Чем ближе, тем острее запах пропитки.
В двух шагах от избушки лейтенант остановился, посветил на дверь. Влажные хлопья налипли на стену, на дверь; морозец прихватил снег. И стена, и дверь были в сплошном глянцеватом куржаке.
— Что там? — крикнули с полотна.
— Никого нет, — сказал нагнавший лейтенанта дружинник.
Лейтенант сделал еще шаг к избушке, дернул на себя заиндевевшую ручку.
Из темноты пахнуло свежим табачным дымом, сухой плесенью. Послышалось короткое громкое шуршанье, будто кто-то резким движением смял бумагу. Какой-то не очень тяжелый предмет шлепнулся об пол. Луч фонарика еще блуждал за пределами избушки, и лейтенанту потребовалась выдержка, чтобы, не видя во мраке происходящего, не отпрянуть, не захлопнуть дверь.
Наконец он направил пучок света в пространство перед собой. В углу на низких голых нарах, прижавшись спиной к обитой фанерным листом стене, сидел мужчина в ондатровой шапке, в пальто с каракулевым шалевым воротником. При свете фонарика лица толком не разглядеть, и все же он не был похож на человека без постоянного пристанища.
Неожиданный обитатель избушки щурился, силился рассмотреть лейтенанта. Видимо, он спал одетый или просто лежал на нарах и встрепенулся, сел, заслышав голоса. Незнакомец был весь напружинен, однако наметанным взглядом лейтенант определил, что опасности это не таит, внезапных вывертов не предвидится.
Лучиком фонарика лейтенант поводил по избушке. Обшитые фанерой стены пусты. Кроме нар, печка-буржуйка, лавка вдоль стены с оконцем. Под нарами литровая банка с окурками. Следов недавнего присутствия других людей нет.
— Выходи! — велел лейтенант, опять направляя фонарик в лицо ночному постояльцу избушки.
Незнакомец повиновался, пригнувшись, прошел мимо отступившего на полшага в сторону лейтенанта.
— Проверь-ка, Саша, — попросил лейтенант дружинника, — что-то он вроде выкинул в избушке.
Дружинник исчез в проеме распахнутой настежь двери. Пятно от его фонарика прыгало по полу. Раздался легкий свист.
— Что там? — нетерпеливо спросил лейтенант.
— Богато, — откликнулся дружинник, выбираясь из избушки. В руках вместе с фонариком у него было что-то завернутое в газету. — Посмотри, какой капитал.
Дружинник хотел показать, что под газетой. Движение получилось неловким, содержимое — две компактные пачки — упало в снег. Лейтенант успел заметить — деньги. Когда дружинник поднял пачки, об рукав куртки смахнул с них снег, увидел достоинство: в обеих — двадцатипятирублевки.
— Откуда было знать, что милиция, — заговорил незнакомец. — Думал, лихие люди. Спрятать решил от греха подальше.
— Что еще с собой? — спросил лейтенант.