Это верно, подумал Блэйн, Райли весь пропитан страхом, страх проник ему в кровь и плоть.
И притом он не производит впечатления человека, который просто с детства запуган зверинцем ужасов и кошмаров и продолжает и в зрелом возрасте с легкостью вызывать в своем воображении все эти древние ужасы. Нет, тут что-то более реальное, чем отзвуки детских ночных кошмаров.
Блэйну его попутчик казался причудливым экспонатом из средневекового паноптикума. Человек, который боится темноты и существ, по его представлению обитающих в ней! Человек, который верит, что его защитят намалеванные кабалистические знаки и дробовик, заряженный серебряной картечью! Блэйну приходилось слышать о подобных людях, но воочию до сих пор он их не видел. А если таковые и были среди его знакомых по «Фишхуку», то они искусно и тщательно скрывали свои взгляды.
Но как Блэйн поражался Райли, так и Райли не переставал удивляться Блэйну.
— Тебе не страшно? — допытывался он.
Блэйн качал головой.
— Ты что, не веришь в нечистую силу?
— Всегда считал это детскими сказками, — отвечал Блэйн.
Тогда Райли начинал убеждать его:
— Это не сказки, приятель, можешь мне поверить. Я встречал столько людей и слышал столько историй, что знаю наверняка. Когда я был еще мальчишкой, у нас в Индиане жил один старик. Однажды его нашли висящим на заборе, у него было перерезано горло, а вокруг тела были следы копыт, и стоял запах серы…
Если не поверишь в эту сказку, найдется другая, не менее жуткая, загадочная, окутанная мраком древности.
— Тебе хорошо, — сказал Блэйну Райли, — Ты их не боишься, и, может быть, они тебя не тронут. Собака кусает бегущего,' но лижет руку тому, кто ее не боится.
— Тогда все просто, — заметил Блэйн. — Перестань бояться.
Но давать такой совет человеку вроде Райли было бесполезно.
Каждую ночь, когда Блэйн вел машину, Райли, дрожа от страха и судорожно сжимая ружье с серебряной картечью, вглядывался в темноту.
Все, что им встречалось по пути — перебегающая дорогу лиса, сова, пролетевшая рядом, любая мелькнувшая у обочины тень, — все превращалось в ночные призраки, а вой койотов становился завыванием нечисти, вышедшей на поиски жертвы.
Но не все было только плодом больной фантазии Райли. Однажды им встретилась тень в форме человека, но уже не человек — она вращалась и изгибалась в ленивом танце на высокой ветке над лесной порослью; они проехали обугленные развалины фермы, черный дымоход которой, как вытянутый обвиняющий палец, указывал в небо. Как-то раз, когда Райли возился с поржавевшими свечами, Блэйн отправился вверх по ручью, чтоб найти родник, и заметил вдали дымок небольшого костра. Они слишком поздно услышали его шаги, и Блэйн успел заметить их тени, взмывшие вверх по заросшему лесом откосу скалы.
На вытоптанной лужайке рядом с костром лежала опрокинутая сковорода, четыре наполовину поджаренные форели валялись на примятой траве рядом со стегаными ватными одеялами.
На случай дождя стоял грубо сложенный шалаш.
Блэйн опустился на колени рядом с костром и поправил сковороду. Затем положил на сковороду рыбу, предварительно очистив ее от приставших веточек и травинок.
Сначала он думал позвать беглецов, сказать, что не надо прятаться, потом понял, что это бесполезно, — доверия от них ждать уже поздно.
Потому что они — дичь. Загнанная дичь в тех самых Соединенных Штатах, где когда-то так ценили свободу, где в свое время столько говорилось о правах человека!
Он стоял на коленях, разрываясь от гнева и жалости, чувствуя, как начинает щипать в глазах. Он потер глаза кулаком, и мокрые костяшки оставили на лице грязные полосы.
Он постоял так еще немного, затем поднялся и пошел обратно, позабыв, что искал родник, который был наверняка уже совсем рядом.
Райли о тех, кого он встретил, Блэйн не стал говорить.
Они пересекали пустыни, пробирались через горы и наконец выехали на бескрайние просторы плоскогорья, где носился только ветер, не встречая на пути своем ни деревца, ни холма.
Блэйн, расслабившись, отдыхал на сиденье рядом с Райли. Солнце разогревало сухой ветер, и к северу, над пересохшим руслом реки, песчаные духи кружили смерчи.
Крепко вцепившись в руль, ссутулившись, Райли вел фургон. На лице у него было написано напряжение, временами его щеку подергивал нервный тик.
Этот человек, подумал Блэйн, боится даже днем, даже при свете дня он не прекращает свою схватку с темнотой.
«А не связано ли это с грузом, который мы везем?» — предположил Блэйн. Ни разу за весь путь Райли не обмолвился о своем грузе, ни разу не проверил его. На задней двери фургона висел тяжелый амбарный замок, издающий угрюмое бряцанье каждый раз, когда машина подпрыгивала на ухабах.