Верный релятивистским принципам, я вместо того, чтобы делить социальную сферу,— как это обычно делается в большинстве учебников социологии, превращая ее в перечень акторов, методов и областей, уже изначально рассматривающихся как элементы социального мира, построил первую часть этой книги как типологию разногласий по поводу того, из чего состоит этот мир. Я полагаю, что можно опереться на базовые интуиции социальных наук, выделив пять главных неопределенностей:[16]
• природы групп: у акторов есть много противоречащих друг другу способов обрести идентичность;
• природы действий: как представляется, в ход любого действия вторгается множество различных агентов, изменяющих его первоначальные цели;
• природы объектов: по-видимому, категория агентов, участвующих во взаимодействии, должна оставаться открытой;
• природы фактов: отношения естественных наук с остальным обществом порождают непрекращающиеся дискуссии;
• и, наконец, неопределенность типа исследований, осуществляемых под названием науки о социальном, поскольку никогда не ясно, в каком именно смысле социальные науки можно называть эмпирическими.
Столь невероятной ACT сделало то, что прежде, чем куда-нибудь двинуться, приходится громоздить эти пять неопределенностей друг на друга (при этом каждая следующая делает предыдущую еще загадочнее), пока не будет восстановлен здравый смысл — но только в конце. Большинству потребителей ACT до сих пор не хватало терпения ждать, и я не могу упрекать их за это[17].
Читатель обнаружит здесь ряд замысловатых инструкций, делающих перемещение еще более дорогостоящим и затруднительным. Причина этого в том, что я хочу сломать привычку связывать понятия «общество», «социальный фактор» и «социальное объяснение» с внезапным ускорением описания. Произнося слова «общество», «власть», «структура» и «контекст», социологи социального обычно мчатся напролом, соединяя большие массивы жизни и истории, мобилизуя гигантские мощности, вскрывая фундаментальные структуры, проявляющиеся из запутанных взаимодействий, видя повсюду в современных ситуациях новые примеры хорошо известных типов, обнаруживая за сценой тайные силы, дергающие за ниточки. Не то чтобы они были неправы,—прежние социальные отношения на самом деле «упакованы» так, что, казалось бы, обеспечивают готовое объяснение многих загадочных предметов. Но пришло время гораздо ближе присмотреться к типу собранных таким образом структур и к тому, как именно они соединяются друг с другом. Если вам захочется найти новых неожиданных акторов, появившихся совсем недавно и еще не ставших членами «общества» bona fide, то придется отправиться в путешествие, и с совсем другим снаряжением. Как мы увидим, разница между двумя употреблениями слова «социальный» так же велика, как между уроками вождения по уже существующей дороге и движением первопроходца по ухабистой местности, где дорога проектируется вопреки желанию многочисленных местных сообществ[18]. Неудивительно, что ACT предпочитает двигаться медленно, по узким тропкам, пешком, оплачивая издержки каждого перемещения из своего собственного кармана. Причина такой смены темпа в том, что вместо того, чтобы заранее занять благоразумную позицию и установить какой-то порядок, ACT заявляет, что способна найти гораздо лучший порядок,— но после того, как даст акторам развернуть весь диапазон разногласий, в которые они погружены. Мы как бы говорим акторам: «Мы не будем вас поучать, заставляя соответствовать нашим категориям; мы дадим вам раскрыть ваши собственные миры и только потом попросим вас объяснить, как вы пришли к их созданию». Задача понимания и упорядочения социального должна быть оставлена самим актором, а не взята на себя аналитиком. Вот почему для того, чтобы снова обрести смысл порядка, лучший способ — прослеживать связи между самими разногласиями, а не пытаться придумать, как урегулировать каждое конкретное разногласие[19]. Поиск порядка, строгости и структуры ни в коем случае не отменяется. Он просто сдвигается на шаг дальше к абстракции, так что акторы получают возможность разворачивать свои собственные различные миры, и неважно, насколько контринтуитивными они являются[20]. Именно более высокий уровень абстракции в социальной теории и делает ACT поначалу трудной для восприятия. Однако этот сдвиг сопоставим с тем, что делает картограф, пытаясь изобразить очертания никогда не виденного берега на листе бумаги. Он мог бы стараться подогнать разные отчеты, присланные исследователями, к существующим геометрическим формам: заливы стали бы окружностями, мысы—треугольниками, континенты — квадратами. Но, заметив безнадежную путаницу, создаваемую отчетами, ни один из которых не соответствует предзаданным геометрическим формам, он с радостью согласится заменить поиски геометрической точности совершенно абстрактной декартовой системой координат. Далее, пользуясь этой пустой сеткой, он начнет терпеливо прорисовывать береговую линию, позволив ей стать такой же извилистой, какой ее сделала геологическая история. Возможно, покажется глупым фиксировать каждую фигурирующую в отчетах точку просто в координатах долготы и широты, но еще глупее настаивать, что надо придерживаться только данных, вписывающихся в предзаданную геометрическую форму. Аналогично и ACT утверждает, что можно проследить более прочные отношения и выявить более интересные структуры, найдя способ регистрировать связи между нестабильными и подвижными системами координат, а не пытаясь сохранить стабильность одной-единственной системы. Общество состоит из «индивидов», «культур», «национальных государств» так же «приблизительно», как Африка «приблизительно» представляет собой окружность, Франция — шестигранник, а Корнуэлл — треугольник. Тут нет ничего удивительного, поскольку всякая научная дисциплина — это медленная тренировка в выработке здорового релятивизма, применимого к имеющимся данным. Почему только социологии запрещено искать собственный путь и предписано ограничивать себя очевидным? Теперь, когда геологи согласились с представлением о холодных и твердых континентальных плитах, свободно дрейфующих над горячим расплавленным морским дном, сочащемуся из глубоких океанских разломов, не встали ли они, так сказать, на «более твердую почву»? Так же и ACT утверждает, что мы найдем гораздо более научный способ построения социального мира, если не будем сдерживать поток разногласий. Нам тоже надо найти для себя твердую почву—на зыбких песках. Вопреки расхожим суждениям, релятивизм — это способ держаться на поверхности данных, а не тонуть в них.
16
Я выбрал слово «неопределенности» — слабая аллюзия на «принцип неопределенности», потому что все еще невозможно понять, укоренена ли неопределенность в наблюдателе или же в самом наблюдаемом феномене. Как мы увидим, дело вовсе не в том, что исследователь знает то, чего не знают акторы, или что акторы знают то, что неведомо наблюдателю. Именно поэтому социальное нуждается в пересборке.
17
Для читателей, интересующихся преимущественно исследованиями науки, возможно, лучше прочесть сначала главу IV (с. 123), а затем поглощать остальные источники неопределенности один за другим. Для тех, кто лучше знаком с ACT, может быть, легче будет начать с интерлюдии (с. 197).
18
Один читатель, задавая вопрос, в каком смысле наша теория социального может быть согласована с «конвенциальной социологией», в качестве возражения указал тот способ, которым больные СПИДом мобилизовались в качестве группы. Глядя на традиционные «социальные движения», он считал очевидным, что организации пациентов соответствуют «конвенциальным» трактовкам социального, потому что совершенно забыл о том, до какой степени инновационным для пациентов было делать политику из ретровирусов. Для нас же движение ВИЧ-инфицированных, и вообще организации пациентов, всего лишь тип инновации, требующий совершенно нового понимания социального. См.:
19
Ярким примером продуктивности этого подхода является работа:
20
Только во второй части мы займемся другой проблемой — проблемой стабилизации разногласий. По причинам, которые станут понятны лишь позже, «социологи социального» не смогли не смешивать эти два шага.