Хрупкое молчание прервал свист чайника.
– О, а я как раз с блинами закончила! – наигранно весело сказала мама и сняла последний со сковородки. – Сейчас начиню, быстро обжарю, и можно начинать завтракать.
– А где папа? – опомнилась я, как раз доставая из холодильного шкафа миску с фаршем, обжаренным с луком и помидорами.
– По делам уехал, – отмахнулась мама, сноровисто делая блинные конвертики с мясной начинкой и выкладывая их на сковороду. – К завтраку обещал быть.
И точно, хлопнула дверь, а спустя минуту на кухне появился отец.
– Доброе утро, мои хорошие, – пробасил он, обнимая нас обеих.
– Привет, дорогой, – мурлыкнула мама, подставляя щеку для поцелуя. – Мой руки – и за стол, как раз все готово.
Следующие пятнадцать минут прошли в разговорах ни о чем и сосредоточенном жевании. Все же мама готовила не хуже отца, хотя больше любила традиционную кухню, а не ирейскую. Когда с основным блюдом было покончено мама повторно поставила чайник и достала из буфета тарелку с печеньем.
Я мигом вспомнила вчерашние кулинарные подвиги у Эрвикса дома и устыдилась. А стоило попробовать мамину выпечку, как устыдилась вдвойне.
Спустя три печеньки, когда концентрация переживаний стала запредельной, я вздохнула и, пряча взгляд, попросила:
– Мамочка, научишь меня печь нормальные печенья? А ты пап, пожалуйста, супы научи готовить и ту же лапшу…
Воцарилось тревожное молчание, а потом папа протянул руку через стол, бережно сжал мою ладонь и как-то очень мягко сказал:
– Эла, все будет хорошо. Уверен, этот наш хлыщ-профессор даст тебе возможность пересдать. А если нет, то пойдешь на учебу в следующем году и все равно получишь диплом.
– Да не в этом дело, – нервно рассмеялась я. – Просто… мне правда хочется научиться.
– Хочется готовить? – переспросил папа с совершенно растерянным видом.
– Ну-ка… – Мама поднялась и коснулась губами моего виска. – Вроде бы не горячий. С другой стороны, столько стресса точно не идет на пользу растущему организму.
– Вот-вот, – закивал папа.
Я вскинула на них изумленный взгляд и ответила:
– Да нет же, мне просто хочется испечь что-то вкусное для Эрвикса. Я вчера кое-что готовила, но получилась такая отрава, что стыдно до сих пор.
– Вчера готовила? – повторил папа, потирая бороду.
– Ну да.
– А зачем? – Он прищурился.
– У профессора такие методы, – чуть замялась я. – Он вплетает обучение стихиям в бытовые дела. Ну, как готовка, например.
– Зато очень действенные! – выступила в защиту профессора мама. – Представляешь, сегодня Эла смогла призвать воду без помощи артефакта! Даниэль – замечательный преподаватель.
– Профессор Эрвикс, – исправила ее я. – Не зови его Даниэль, мама. Он все-таки мой преподаватель. Кстати, про стихии и все остальное: у тебя же тоже есть этот дар? Но ты спокойно живешь, варишь лапшу и не пользуешься способностями, верно?
Судя по вытянувшемуся лицу мамы, отсылка на такую обыденно-бытовую вещь, как лапша, была лишней. Папа откашлялся и, поймав мой взгляд, покачал головой.
– Не понимаю, что тебя волнует? – все же спросила мама.
– Прости, у меня и мысли не было тебя обидеть, – затараторила я. – Просто Эрвикс сказал, что из-за пробудившегося дара, мне больше не быть просто зельеваром или поваром. Он утверждает, что мне придется заниматься стихийной магией! А я хочу получить диплом и посвятить себя зельям.
Мама ненадолго задумалась, а затем ответила:
– Эла, боюсь дело в том, что моя сила проснулась еще в три года. Стало быть, контролировать я ее могла, но только этому меня и учили. – Она печально улыбнулась, поясняя: – Участь малого или среднего стихийного потенциала у аристократок Нормегии – передать дар детям и надеться, что он усилится благодаря правильному партнеру. Потому и заключают контракты на брак – выбирают наиболее подходящие друг другу пары.
– А сильных стихийниц учат? – нахмурилась я.
– Да. Потому что игнорирование такого дара чревато погодными проблемами. Но потом все равно замуж. Помнится, мою младшую сестру это очень возмущало, она всегда мечтала сбежать из дома и стать валькирией. Девой-воительницей.
«Угу, это та самая, которая вместо мамы замуж пошла? Бедолага. Представляю, что она думает о маме…»
Я озадаченно потерла бровь, и уточнила: