Грифон, идущий замыкающим, мигнул:
Тощий, кривоногий подросток с прыщавыми плечами посреди шага размашистого, но осторожного — и снова грифон. (Воспоминание о колючих золотистых волосах; руки, тянущиеся от тазового крыла, усеянного веснушками).
Богомол развернулся, чтобы посмотреть назад, и мгновенно выключился:
На этом, по крайней мере, была хотькакая-то одежда — смуглый, брутального вида подросток; цепи, которые он носил на шее, гремели, когда он задевал их рукой, рассеянно поглаживая левую сторону своей груди.
— Ну же, Малыш! Давай уже, врубайся обратно! — это произнес уже снова богомол.
— Блин, думаешь, они там будут? — от грифона.
— Еще как. Как же им там не быть! — Голос, исходящий от дракона, не мудрено было перепутать с мужским; звучала она чернокоже.
Выдавленный изумлением и замешательством в состояние отрешённости, Кид вслушивался в разговор удивительных тварей.
— Пусть только попробуют не быть! — Опять загремели теперь невидимые цепи.
Грифон мигнул еще раз: рябые ягодицы и заскорузлые пятки исчезли, скрытые пламенеющей чешуей.
— Слышь, Малыш, а что если их еще нет?
— Вот черт! Адам?...
— Короче, Адам, ты же знаешь что они там будут, — заверил дракон.
— Да? Откуда мне это знать? Ах, Леди-Дракон! Леди-Дракон, это уж слишком!
— Двинули. А вы двое заткнитесь, ага?
Раскачиваясь в унисон и вразнобой, они скрылись, свернув за угол.
Он теперь совсем не видел своей руки, и поэтому позволил ей оторваться от ствола.
— Что... что они такое?
— Говорю же: скорпионы. Типа банда такая. Может, их несколько, этих банд. Не знаю на самом деле. Ты их полюбишь со временем, если научишься не попадаться им под ноги. Если не научишься... ну, думаю, ты или присоединишься к ним; или они тебя сожрут. Это насколько я знаю.
— Я имел в виду... драконы... и твари?
— Красивые, правда?
— Что они такое?
— Знаешь, что такое голограмма? Изображения проектируются из интерферограмм с помощью очень маленького, очень маломощного лазера. Это не слишком сложно. Но выглядит впечатляюще. Они называют это защитным экраном.
— О-о. — Он бросил взгляд на свое плечо, куда Тэк положил ладонь. — Я слышал о голограммах.
Тэк вывел его из тайного убежища среди кустов обратно на бетон. В нескольких ярдах дальше по тропе, там, откуда пришли скорпионы, светился фонарь. Они двинулись в его направлении.
— Есть еще такие поблизости?
— Возможно, — Тэк снова скрыл тенью верхнюю часть лица. — Эти их защитные экраны на самом деле ни от чего не защищают — если не считать наших любопытных глаз, от тех, кто желает разгуливать в чем мать родила. Когда я впервые попал сюда, вокруг были одни скорпионы. Грифоны и другие виды стали появляться сравнительно недавно. Но название успело прижиться. — Тэк сунул руки в карманы джинсов. Молния его куртки была застегнута только снизу, вверху же расходилась в стороны, обеспечивая пространство для несуществующих грудей. Тэк шел, уставившись на них. Когда он поднял голову, улыбка играла у него на губах, но в глазах ей не было подтверждения. — Как-то забываешь, что люди не знают о скорпионах. Не знают о Калкинсе. Здесь они известны всем. Беллона — большой город; будь у них в любом другом городе страны что-нибудь настолько же известное, ну, я думаю, жители Лос-Анджелеса, Чикаго, Питтсбурга, Вашингтона только об этом бы и сплетничали на своих коктейлях, да? Но они забыли, что мы существуем.
— Нет. Они не забыли. — Он не мог видеть глаза Тэка, но знал, что они сузились.
— И поэтому они шлют людей, которые не знают даже собственного имени. Таких, как ты, да?
Он рассмеялся, резко; смех прозвучал чем-то средним между лаем и кашлем.
Тэк отозвался своим хриплым рокотом.
— Ох, да! А ты тот еще паренек.
Смех угасал постепенно.
— Куда мы идем теперь?
Но Тэк опустил подбородок и зашагал вперед.
Из этой пьесы света, кожи и тьмы, могу ли я позволить себе принять личность? Как воссоздать мне этот выжженный парк в матрице, поддающейся осмыслению? Вооруженный противоречивыми видениями, уродливая рука, закованная в темницу красивого металла, я твердо следую законам новой механики. Я — исступленный инженер, уничтожив прошлое, перестраиваю настоящее.