— Депрессия. Но это было очень давно.
— Да?
— Я слышал голоса; боялся выйти наружу; не мог ничего запомнить; бывали галлюцинации — в общем, полный набор. Это случилось вскоре после того, как я закончил первый курс колледжа. Мне было девятнадцать. А еще, я много пил.
— Что говорили голоса?
Он пожал плечами.
— Ничего. Пели... много, но на каких-то других языках. И взывали ко мне. Это было совсем иначе, чем когда ты слышишь настоящий голос...
— Все внутри головы?
— Иногда. Когда пели. Но бывало раздается какой-нибудь настоящий звук, например, как машина заводится, или хлопнули дверью в соседней комнате: и тебе вдруг кажется, что в эту же секунду, кто-то позвал тебя по-имени. Но никто не звал. А потом, в другой раз, ты слышишь как тебя окликают, и думаешь, что это у тебя в голове; и не отвечаешь. А когда выясняется, чувствуешь себя крайне неловко.
— Еще бы.
— По правде говоря, я чувствовал себя ужасно неловко чуть ли не все время... Но — правда ведь, годы уже прошли.
— А как голоса тебя звали — когда звали?
Дошли до середины следующего квартала, и Тэк сказал:
— Просто подумал, что может сработать. Если так, исподтишка подойти.
— Извини, — его позабавила эта неуклюжая и искренняя попытка любительской терапии. — Так не получится.
— Есть мысли, почему это произошло? Я имею в виду: почему ты вообще — впал в депрессию, и оказался в больнице?
— Конечно. Мы жили на севере штата, и после окончания школы мне пришлось год работать, прежде чем я смог попасть в колледж. У моих родителей не было денег. Мама была чистокровной чероки... впрочем, скажи я об этом тем ребятам в парке, это могло бы стоить мне жизни, учитывая как живописуют индейцев сегодня. Она умерла, когда мне было четырнадцать. Я подал документы в Колумбийский, в Нью-Йорке. Мне надо было пройти специальное собеседование, потому что, хотя мои оценки в школе и были неплохими, отличными их назвать было нельзя. Я приехал в город и устроился на работу в фирму, которая занималась поставками произведений искусства — на собеседовании этим чертовски впечатлились. Ну и, они дали мне какую-то особую стипендию. К концу первого семестра, у меня были все четверки и одна двойка — по лингвистике. Впрочем, к концу второго я понятия не имел, что будет в следующем году. В смысле денег. Помимо учебы, в Колумбийском не получалось делать ничего. Там было много всяких внеаудиторных занятий, и все недешевые. Если бы та двойка была пятеркой, мне бы продлили стипендию. Но она оставалась двойкой. И, как я уже говорил, я реально пил. Ты бы не поверил, что девятнадцатилетний может так пить. Пить поменьше, и что-нибудь сделать. Перед экзаменами я и слетел. Не выходил наружу. Боялся видеть людей. Едва не убил себя несколько раз. Речь не о самоубийстве. Просто идиотские поступки. Вроде как напиться в хлам и вылезти на карниз через окно. Еще, как-то раз я уронил радиоприемник в раковину, полную грязной воды. В таком духе. — Он перевел дыхание. — Ведь и правда прошло много времени. Все это меня давным-давно уже не беспокоит.
— Ты католик?
— Не-а. Отец был эдаким пробивным белокожим методистом из Джорджии... — он удивился, тому насколько ярко в нем и это воспоминание тоже, — ...когда бывал хоть кем-то. Но мы никогда не жили на юге как таковом. Когда я был маленьким, он в основном служил в военно-воздушных силах. Потом около года пилотировал частные самолеты. Потом он ничего уже особо не делал. Но это было уже после маминой смерти...
— Забавно. — Тэк затряс головой в приступе самопорицания. — Как легко ты записал сейчас в католики всех низкорослых и смуглых братьев. Сам-то я в лютеранской вере воспитан. А после больницы ты что делал?
— Какое-то время работал на севере штата. ОПР — Отдел Профессиональной Реабилитации — собирался помочь мне продолжить обучение, как только я выберусь из Хиллсайда. Но я уже не хотел. Как-то отправились с другом в развлекательную поездку, и в результате я большую часть года провел, подрезая деревья в Орегоне. В Окленде я работал в театре, рабочим сцены. Разве я не рассказывал тебе о... А, нет, это была девушка в парке. Я много путешествовал; работал на кораблях. Еще несколько раз пробовал учиться, просто своими силами — один раз, в Канзасе, около года, когда работал комендантом в студенческом общежитии. Потом еще, в Делавэре.