Что-то странное происходит в психологии некоторых людей в последнее время. Общее повышение уровня жизни в стране воспринимается ими с одной оговоркой: «Я должен жить еще лучше». А дальше идут философские выводы: «Подумаешь — нечестным путем! Это уже детали. Я — сфера обслуживания, вот я и обслуживаю. Не хочешь — не надо!» У таких философов обслуживание превращается в пиратский разбой.
Рогачев воспринимал вымогательство наглых обслуживателей враждебно. Упорно искал честного таксиста, отказываясь переплачивать хапуге, а если это происходило в чужом городе, вечером, когда не решился вопрос с ночлегом, радости Светлане и Димке от такого упорства было мало, да и сам Рогачев в конце концов сдавался, садился в первое подъехавшее и платил столько, сколько назначал ему «шеф».
— Ты так яростно доказываешь всем свою честность, что превращаешься в зануду, — сердилась Светлана и, наверное, была почти права.
За десять минут до отправления под навес подъехал порожний маршрутный экспресс, и Рогачев, дежуривший у окна аэровокзала, весело скомандовал Светлане и Диме, обращаясь главным образом к сыну:
— Пошли садиться.
— Куда ты спешишь? — ворчала жена. — Не одинаково, где сидеть, тут или в автобусе! И вообще, не лучше ли было здесь проверить нашу бронь?
Рогачев молча собрал вещи, стал усаживать Димку на плечи, хотя пройти было всего шагов двести, но привычка не оставлять нигде на вокзалах и вообще в дороге ребенка одного стала нормой поведения, и на эту тему уже давно у них с женой было полное согласие.
«Икарус», матово поблескивая бордовым боком, стоял, разинув багажные люки, у которых вертелся коренастый дядька с багровым затылком и сизым носом. Глянув на северян красными, словно в них целый день дул «южак» где-нибудь под Певеком, глазами, дядька спросил:
— Вещей много?
— Пять мест, — Рогачев спокойно, расстегнув ремешки на ногах сына, снял его со своих плеч, поставил на асфальт и подтолкнул к матери, чтобы шли занимать места, наклонился к вещам.
— Сюда ставь, — показал в глубь багажника дядька и добавил как само собой разумеющееся. — За багаж не плати, дашь мне два рубля.
Рогачев не ответил, но увидел, что жена краем уха поймала эту фразу, хоть и сделала вид, что ничего не заметила.
Автобус наполнился быстро. Когда апоплексический «извозчик» стал останавливать пассажиров, просить их не толпиться, а дожидаться следующего рейса, Рогачев искоса поглядел на жену. Светлана смотрела на толчею у двери автобуса и думала о чем-то совсем другом.
— Прошу взять билеты, товарищи пассажиры! — по проходу шла могучей комплекции кассирша. — Садитесь, садитесь, не мешайте мне и друг другу. Сколько? А багаж? Держите сдачу. Пожалуйста. Следующий. Уходить надо с прохода. Я не толстая, я полная, вы толстых не видели. Сколько мест?
— Пять мест, — сказал Рогачев, протягивая четыре рубля за вещи.
Светлана улыбнулась.
В Домодедово приехали к исходу дня. На удивление, пароду оказалось мало. Конечно, мест в гостинице не было и почти во всех креслах сидели ожидающие своей очереди улетать, но в камеру хранения вещи и теплую одежду у Рогачевых приняли, подтвердили бронь на магаданский рейс, и вообще жизнь оказалась вполне сносной. Оставалось позвонить Степану Ивановичу и предупредить о визите.
Будочек телефонов-автоматов в Домодедово не было. Просто на одной из стен гигантского зала ожидания висели телефоны — становись в очередь и разговаривай. Пока Светлана ходила с Димкой пить газировку, Рогачев дождался своего права посвящать в личные дела зал ожидания.
К телефону на той стороне долго никто не подходил, наконец гудки стихли, и женский голос сказал:
— Да-а.
— Здравствуйте, — Рогачев не полнил, как зовут соседей у Деда, — попросите, пожалуйста, Степана Ивановича.
— Степана Ивановича дома нету. Его увезла «Скорая».
— Куда? Что с ним? Але!
— Утром сегодня. Наверное, сердце. Батенька мой, знаете, сколько лет Степан Иванович в тюрьме был? Целый срок.
— В какой тюрьме? — опешил Рогачев.
Очередь, услышав вопрос, слегка отодвинулась.
— Кто его знает в какой! Их тама, по Северу, знаете сколько настроено? — доверительно объясняла осведомленная соседка.
Рогачев уже не слушал ее. Уловив паузу, четко спросил:
— В какую больницу увезли Степана Ивановича?
— Не знаю, милый, не знаю. А вот сын его с женой от него отказались. И кого он убил до тюрьмы-то, не скажешь, а?
Рогачев понимал, что с той женщиной, что держит сейчас трубку в квартире Деда, говорить не о чем. Он молча повесил трубку. Очередь расступилась. Рогачев прошел, как на параде, к ожидавшим его жене и сыну, и Светлана сразу надулась, подозревая, что ее муж вступил с кем-то в правдоискательскую дискуссию.