— Хорошо, Василий Романович, я сейчас буду передавать смену, и после восьми вам доложат все, что узнаем.
— Буду ждать.
В коридоре Гусин встретился с неторопливо идущим на смену дневным диспетчером, поздоровался и заметил:
— Приходить на работу надо раньше.
— Я вовремя, Василь Романыч. Без десяти восемь. — Бойкий, немножко нахальный диспетчер попытался обойти временного шефа.
— Без десяти приходят на работу только в управление, да и то не диспетчеры. Передайте Малову, чтобы позвонил.
Гусин шел по территории, и настроение у него было испорченным. Привилегированная служба, в отличных условиях сидят здоровые мужики на одном месте — и на тебе: «Я вовремя»! А чтобы смену толком принять, нужно полчаса. Нужно говорить с начальником ОДС Маловым.
Возле стройцеха лежали горы хлама. На стеллажах громоздились как попало материалы. Всюду было тихо и спокойно, словно после побоища. Стройцех был любимым детищем директора. Несмотря на все выговоры и угрозы — вплоть до снятия с работы, директор все время носился с идеями реконструкций, переделок, ремонтных баз — все это нужно было до зарезу, без этого работа не ладилась, все равно что хлебозаводу работать без складов, автобазе без ремонтных боксов, флоту без причалов. Бушуев доказывал в управлении, обращался в министерство, объяснял, скандалил, выколачивал… Но управление находилось за полторы тысячи километров, в Северянске, и не собиралось из своих лимитов выделять что-либо для бушуевского хозяйства. «Работаете? Не падают линии, не рушатся подстанции? Ну и работайте. Нет вам денег на капстроительство, на проектирование, на базы. Пока обойдетесь. Дальше посмотрим».
Но обходиться не выходило. Потому что, только в удобном кресле сидя и свободным мечтаниям предаваясь, можно было без оборудованных баз, новых машин, изменения схем и реконструкции ЛЭП и подстанций обеспечивать работу уродливого предприятия, растянутого, распятого на хребтах заполярных сопок. Только обладая воображением фантаста, можно было предлагать работать без аварийных и незапланированных отключений одиночной ЛЭП длиной почти тысячу километров, работающей непрерывно из года в год, в жару и мороз, ветры и гололеды, в паводки и пожары — и все без должного надзора и обслуживания, потому что выехать на эту линию лэповцам было не на чем. Анекдот, но правда: приходили могучие вездеходы к горнякам, геологам, на атомную станцию, в Сельхозтехнику, а электрикам эту технику не давали. И за сотни километров, через тундру, реки, горы, к месту работ у той опоры, которую нужно было заменить, электрики должны были, по мнению министерства, главка, управления и всех прочих организаций, добираться на метле, что ли? Да и опору менять тоже с помощью нечистой силы.
Так думал Гусин, идя по фронту стоящих у забора вездеходов. Все они были куплены в разных организациях изношенными и списанными. Все они после первого же года эксплуатации ломались. Из четырех машин сегодня не в состоянии двигаться три. Запчастей для вездеходов не бывает нигде. Покупайте еще одну машину, ломайте ради одной шестерни — все равно списанная, — такова, вероятно, логика.
Рядом с вездеходами стояли потрепанные, зачуханные грузовики, не одну зиму проколотившие под открытым небом, состарившиеся и проржавевшие больше от неухоженности и жуткого бездорожья, чем от пробегов.
Директор уехал в отпуск, с болью в сердце бросая реконструкцию здания бывшей ДЭС. В мечтах Бушуева и в том проекте, который он выдавил из управления, длинное закопченное здание-сарай должно было вместить в себя и спортзал, и рембазу для электриков, которая почему-то раньше никем не предусматривалась, и гараж, чтобы спрятать наконец в тепло гибнущую технику.
Пол в бывших машзалах дизельной был изуродован пневматическими молотками. На месте дизель-генераторов зияли ранами черные проломы, сквозь которые светились залитые маслами и соляркой трубопроводы в мрачных подвальных коридорах. Хилый переплет ферм над головой не внушал доверия. Крыша — как решето, побитая веснами, когда лед и слежавшийся снег сбивали ломами. К стенам дизельной притронуться опасно: останешься с маслянистым пятном на руке или одежде. Конечно же, все здесь надо переделывать, доводить до ума, до уровня бушуевской мечты.
Ведь и забетонированный двор, и ромашки на клумбах, зеленые листья тополей между зданиями дирекции и ДЭС — все это казалось невозможным, когда во дворе стояли топкие лужи, валялись обломки каменных глыб и трактором нужно было выволакивать директорскую вишневую «Волгу» из гаража. Осуществленная мечта, к сожалению, как правило, быстро входит в привычное, будничное русло.