Гусин вернулся в машину и просунулся в пилотскую кабину:
— Николай Ашурович, вы обедать будете?
— Уступая вашим настоятельным просьбам, — проворчал Ракитов.
— Сколько у нас времени? Мы успеем съездить в райком?
— Три часа вам хватит?
— С головой, — ответил Гусин.
Подпрыгивая на кочках, кренясь с борта на борт, к вертолету подъехал сетевой газик, вылез Перевалов и пошел к Гусину, худой, черный, как цыган, обожженный тундровым солнцем и ветрами. Гусин поймал взгляд прищуренных настороженных глаз, заговорил первый:
— Ну, здравствуйте, северный хозяин электричества. Мы решили с Борисовым вдвоем к вам заглянуть.
— Вдвоем хотите избить?
— Ну, зачем же! Хотим к секретарю райкома попасть. И вы — с нами. Поехали?
В машине рассказали о пожаре и безуспешном визите к директору прииска. Перевалов спросил о главном:
— Огонь далеко от линии?
— С-смотря куда в-ветер подует, — ответил Борисов. — Ты разве з-забыл, как п-пятьдесят километров прогнало за три дня?
Перевалов мотнул головой, не забыл, мол, разве такое забудешь. Пожар и порывистый ветер, прыгающий пожар, когда одновременно стала гореть вся тундра между двумя самыми большими реками на трассе ЛЭП.
Секретарь Ветренского райкома партии Кравцов принял энергетиков почти сразу. Он что-то еще договаривал по телефону, когда их пригласили к нему в кабинет. Положив трубку на рычаг, он встал из-за стола и пошел к энергетикам. Перевалов на правах хозяина городской энергетики представил секретарю райкома гостей из Знаменитова.
Гусин глядел на интеллигентное лицо Кравцова, тоже усталое и измученное, как и у Соломахи, и думал, что золотая страда не дается легко никому, от бульдозеристов, промывальщиков, электриков до директоров приисков и секретаря райкома. Слишком короткое время отпускает Заполярье для промывки. В конце мая только начинает идти вода, а в августе уже заморозки прихватывают ночами поверхность водоемов на полигонах, примораживают почву и приготовленные пески. А в сентябре над засыпанной снегами землей свистят и воют пурги, и вода всюду по Заполярью превратилась в лед, и промсезон практически окончен. Три месяца отпускает природа на промывку, щедро освещая землю Заполярья круглые сутки, а иногда и грея эту промороженную землю солнечными лучами. И за эти три месяца нужно успеть перемыть все заготовленное в недрах шахт, вынутое на поверхность.
— Горит тундра, Иван Николаевич, — сказал Гусин. — Опять, как три года назад. Горит рядом с ЛЭП-110. От Знаменитова это в ста пятидесяти километрах, и ни один из трех наших тракторов не пройдет это расстояние. Мы залетали в Маралиху, просили прииск помочь, выслать бульдозер к месту пожара, остановить огонь, но нам отказали. Мы понимали, что отказ этот не от каприза. Но беда у нас общая.
Кравцов покивал головой, спросил:
— А в штабе по борьбе с пожарами в Знаменитово не хотят вам помочь?
Гусин понимал, что секретарь интересуется возможностями соседнего района. Тем более что Знаменитовский район был лесным.
— Пытались привлечь наш единственный вездеход, который я берегу на случай аварийного отключения ЛЭП. А бульдозеры, пока пройдут все перевалы, обломаются наверняка.
— Сколько километров от Маралихи до пожара? — Кравцов возвратился к столу, поднял трубку телефона.
— Километров тридцать.
Кравцов кивнул и сказал в трубку:
— Пожалуйста, Маралиху, директора прииска. — И снова обратился к Гусину: — Пожар подвижный? От линии далеко?
— Близко, около пятнадцати километров. Расползается медленно, ветра пока нет, — Гусин старался говорить коротко и ясно.
Борисов и Перевалов молчали. Все было понятно, оставалось лишь ожидать, что решит секретарь райкома. А он, дожидаясь связи с Маралихой, пробормотал:
— Соломахе трудно.
Борисов попытался что-то сказать:
— А-а, и н-нам…
Телефонный звонок тихо звякнул. Кравцов взял трубку, нажал клавишу, послушал и сказал негромко:
— Здравствуй, Петр Васильевич. Что нового у тебя?.. Разве мы уже разговаривали сегодня?.. Да нет, ничего не хочу. Вот разве что услугу одну прошу тебя оказать… Да-да… Дорогая цена этой линии. Весь наш план по золоту и по олову рухнет, если упадет от пожара несколько опор… Ага… Понятно… Хорошо. А как же ты… Ну, да…
Кравцов что-то записал в тетрадь и перешел на междометия, ничего нельзя было понять. То ли там, на Маралихе, что-то случилось, то ли Соломаха нашел веские аргументы в свое оправдание.