Я был уверен, что Бомбей ошибается. Но и он, и все люди настаивали на том, что он прав. Тогда я им доверился, не зная в то время из практического опыта, что, хотя африканец запоминает каждый шаг и каждый поворот на тех путях, по которым он однажды прошел, он не способен проложить новую дорогу[55].
Около 9 часов мы оказались в заболоченном лесу. И, не слыша ответа на ружейные выстрелы, которые я велел произвести, дабы сообщить людям в лагере о нашем местонахождении, я почел за лучшее выбрать какое-нибудь сухое место, где мы смогли бы развести костер, сварить козу и устроиться столь удобно, сколь это было возможно в данных обстоятельствах.
Сев у костра, я привалился спиной к дереву и попытался было съесть немного козлятины, но был слишком вымотан для того, чтобы проглотить хотя бы кусочек. Впрочем, люди с мясом управились быстро. Как только первые проблески света возвестили приближение дня, я поднялся со своего жалкого ложа и вышел на поиски лагеря. И скоро встретил нескольких человек, которых Диллон отрядил на наши розыски. Еще через час я добрался до своей палатки, хотя едва смог в нее вползти: ночное пребывание на дожде повлекло за собой сильный приступ лихорадки. Я годился лишь на то, чтобы залезть в постель и предоставить Диллону меня лечить.
Вдобавок, к своей досаде, я обнаружил, что, пойди мы в том направлении, в каком я накануне вечером хотел идти, мы сразу же попали бы в лагерь.
По прибытии своем я весьма отличался по виду от того, каков был при выходе в эту неудачную экскурсию. Сорочка и брюки — мокрые, изодранные, с пятнами грязи; вуаль полиняла, и шляпа, лицо, плечи — все окрасилось в желто-зеленый цвет.
Мы задержались в этом лагере еще три дня, а затем люди, посланные на юг от Кингани, возвратились с таким количеством кассавы, которого хватило лишь на один раз.
Во время нашего здесь пребывания пришел пешком Моффат с письмами от д-ра Кёрка и других друзей на Занзибаре (вместе с почтой, какая прибыла с того времени, как мы вышли из Кикоки). Он принес также известие о том, что Мёрфи почти поправился, свернул лагерь в Шамба Тонера и устроил свою штаб-квартиру в Багамойо. Поскольку Моффат был измучен этим переходом, мы дали ему для обратной дороги в Багамойо осла, а сами двинулись дальше и шли три дня. Местность представляла главным образом саванну с купами деревьев и — изредка — прудами или лужами, на которых росли большие красивые кувшинки, синие и белые; там и тут среди травы виднелись великолепные белые лилии.
Во время этого перехода я очень страдал от лихорадки, а в лагере даже бредил. Все же мне удавалось собраться с силами, пока я находился в движении и охал верхом на своем осле, хотя, как только кончалось напряжение перехода, едва мог стоять. На Диллона в это время лег труд вести караван дальше, и благодаря его неустанному вниманию все шло хорошо.
На третий день мы прослышали, что прямо впереди находится деревня, и отправили гонцов сообщить вождю о нашем приближении. Назад они принесли удивительную новость: будто бы вождь не позволяет нам пройти. Но, коль скоро каждый, кто что-либо рассказывал, говорил отличное от того, что сообщали его товарищи, мы решили, что слух этот ложен. Однако же мы простояли день лагерем, чтобы дождаться окончательного ответа, поскольку недавно у вождя были серьезные столкновения с отрядами грабителей из Винде — прибрежного селения, более или менее признающего власть его высочества Сейида Баргаша.
Так как 7 апреля ответ, на который мы рассчитывали, не пришел, мы выступили рано утром и в полдень достигли окраин округа Мсува. Вокруг было много возделанных полей — тыква, маис, сладкий картофель и т. п., — но единственным признаком жилья служили тонкие спирали синего дыма, поднимавшиеся вверх из самых густых зарослей.
Во время этого перехода люди наши почти что потеряли рассудок от страха из-за того, что несколько человек, находившиеся чуть впереди главной группы, примчались назад, всем своим обликом выражая ужас, и заявили, что видели каких-то вооруженных людей (как будто в Африке кто-то ходит невооруженным!). И нам-де лучше сразу же возвращаться в Багамойо, так как было бы безумием двигаться дальше. Мы немного успокоили их возбуждение и убедили одного-двух более смелых (или, скорее, менее трусливых) поговорить с этими столь страшными вооруженными людьми. Один из последних — с копьем, луком, стрелами и прочим — вернулся вместе с ними и согласился проводить нас к селению вождя.
После полудня мы рано разбили лагерь. Я настолько ослаб от лихорадки и усталости, что сразу же лег спать.
На следующий день вождь нанес нам визит и дал разрешение вплотную подойти к своей деревне, но сообщил, что из-за договора, который он заключил с жителями Винде, нам, чтобы пройти его деревню, следовало бы уплатить мхонго[56]. По условиям этого заключенного Между вождем Мсувк и жителями Винде договора, вождь обязан был выплачивать последним определенное число рабов, а в возмещение ему дозволялось облагать пошлиной все караваны, проходящие через его округ, если они вышли из любого пункта на побережье, за исключением Винде. Соглашение это было достигнуто после войны, которая шла несколько лет, причем ни одна из сторон не в состоянии была добиться решительной победы; нам суждено было стать первыми пострадавшими.
Этот инцидент показывает, сколь малое влияние имеет султан Занзибара на своих подданных на материке и как мало сам он может сделать для подавления работорговли в своих владениях на континенте даже при самых лучших намерениях.
Диллон отдал визит вождю, который был весьма любезен, и договорился с ним о размере нашего мхонго: 30 доти.
Деревня Мсува состоит из шести или восьми больших, основательно построенных хижин, содержащихся в чистоте и добром порядке. Но другое селение, посреди участка густых джунглей, нам осмотреть не позволили. Деревни эти строят в джунглях с расчетом на оборону от нападения. К ним ведет лишь очень узкая извилистая тропа, которая может быть полностью перекрыта и сделана совершенно неприступной при туземных способах ведения войны. Благодаря таким сильным позициям люди способны нападать на соседей, будучи уверены в своей безнаказанности, и захватывать рабов, для которых — они в этом вполне уверены — всегда найдется готовый рынок сбыта в городах побережья.
Здесь мы услышали, что местность впереди «голодная» и нам поэтому следует обязательно закупить продовольствие на дорогу заранее. Наш любезный и улыбающийся друг-вождь, заверив нас, что нашим людям опасно было бы отправляться на поиски провианта, предложил послать за ним своих — при условии, что мы заплатим вперед. Получив ткань, он стал придумывать всяческие отговорки, объясняя, почему он не держит своих обещаний, и после пятидневной стоянки нам пришлось выступать всего с двухдневным запасом продовольствия.
Несколько соседних вождей, прослышав, что мы находимся поблизости, воспользовались этой задержкой, дабы лично потребовать уплаты мхонго. Я оказался достаточно глуп и отдал одному из них, по имени Мтонга, 30 доти каники и мерикани и семь кусков цветного сукна, потому что Бомбей убедил меня, будто деревня этого вождя лежит на нашем пути, и если мы его претензии не удовлетворим, то будут неприятности. Но впоследствии я обнаружил, что меня обманули, поскольку деревня Мтонги лежала к северу от нас и немного позади.
Другой вождь, по имени Касува, потребовал еще два тюка, но так как, к счастью, я установил, что мимо него мы уже прошли, он не получил ничего.
На четвертый день стоянки нас посетили начальники большого арабского каравана, который покинул побережье за некоторое время до нас, но был задержан волнениями вдоль прежнего маршрута Стэнли. Они навербовали больше 700 человек, из которых около половины были вооружены мушкетами.
Стоянка была не совсем потерянным временем, так как она дала возможность исправить седла наших ослов, а мне позволила избавиться от лихорадки. Но во время нашего пребывания здесь мы имели несчастье потерять одного из пагази, который внезапно умер без какой-либо предшествовавшей болезни, да еще около полудюжины других сбежало.
55
Неверие Камерона в способность африканца проложить новую дорогу опровергается уже самим фактом того, что и он, и все вообще европейские исследователи двигались по торговым путям, созданным в подавляющем большинстве случаев именно африканцами.