Выбрать главу

Караванщики слышали, будто у Ливингстона все в порядке. Но знание ими его обстоятельств было столь туманно, что мы не доверились этим сообщениям.

В этом лагере, что лежит на окраинах Каньенье, крупнейшего и самого древнего округа в Угого, нас посетил внук Магомбы, главного вождя, который нам доставил щедрый подарок в виде молока и меда. Внук оказал, что они давно прослышали о нас, и дед велел ему посоветовать нам пойти прямой дорогой к его тембе. В противном случае сын старого вождя вознамерился бы уговорить нас пройти через свое селение, имея в виду выпросить подарки (что он не имел права делать). И действительно, после полудня явились посланцы этого сына и старались уговорить нас (посетить его. Мы вежливо отказались.

Каньенье — глубокая впадина в центре Угого, примечательная славным образом производством соли, большие количества которой вывозятся к соседям. Соль соскребают с поверхности земли там, где находят выступающие соляные пятна, смешивают с водой и кипятят, отливая в конусы наподобие сахарных голов высотой около 18 дюймов.

Оттуда мы двинулись к Большому Каньенье, пересекая равнину, усеянную баобабами. У одного пруда мы заметили на водопое хорошее стадо коров. Местность была почти целиком возделана, и во время этого марша мы прошли мимо многочисленных тембе. У входа в одно из них мы заметили много людей, перенесших оспу. Впервые после ухода с побережья мы видели пострадавших от этой беспощадной болезни, которая по временам проносится как всепожирающий огонь через большие части Африки.

Глава 7

Каньенье. — Истинный Мафусаил. — Грубые люди. — Пьяный чиновник. — Леность наших пагази. — Очки как прихоть. — Маленький посетитель. — Самбо подстрелен. — Толстый череп. — Восстановленная справедливость. — Штраф за пролитие крови. — Гиены. — Дух дождя. — Охота на голубей. — Колдовство. — Кара за неудачу. — Колдунов сжигают заживо. — Усехе. — Похороны вождя. — Восхищенные зрители — Вахумба. — Цена провианта. — Громадные бивни. — Разоренный британский подданный. — Расходы на мхонго

Наш лагерь в Каньенье был одним из примерно полудюжины лагерей, построенных разными проходящими караванами. Когда мы до него добрались, среди пагази началась невероятная суматоха из-за того, чтобы занять лучшие хижины. Это был тот показательный случай, когда «каждый за себя — и к черту тех, кто позади». Нам тем временем предоставили заботиться о себе самим, без всякой помощи, и мы имели изрядные хлопоты с расчисткой места для своих палаток, ибо пагази считают свою работу оконченной, едва только они добрались до стоянки и сбросили на землю свой груз.

Позднее, путешествуя вместе с арабами, я обнаружил, что мы обходились со своими людьми с чрезмерным (почтением — ив итоге они пытались сесть нам на шею и постоянно ворчали и роптали. Наши тюки были на десять фунтов легче, чем средний тюк, переносимый для арабских купцов. А так как купцы не используют аскари, их пагази наряду с переноской грузов ставят палатки и строят загородки и хижины, нужные для помещения женщин и для приготовления пищи. Так что они зачастую уже два или три часа находятся в лагере, прежде чем получают возможность позаботиться о себе. У нас же работа носильщиков кончалась, когда они достигали лагеря, потому что аскари ставили наши палатки, а задача установки внутри их кроватей и ящиков ложилась на наших слуг и оруженосцев.

Бомбей, которому мы доверили поддерживать порядок среди аскари, ревниво относился к Исе и позволял людям издеваться над кладовщиком как только им было угодно. А аскари часто бывали столь наглы и непослушны, что приказывать им боялся и сам Бомбей. Например, он получил распоряжение заставить их выполнить какое-то определенное дело — окажем, набрать дров для костра. Через какое-то время, будучи спрошен, почему дрова не принесены, он отвечает: «О, никто хотеть идти!» На вопрос, кто именно отказался, и приказ доставить ослушника ко мне для наказания, следует ответ: «Скажи все люди, все люди сказать не идти…» Конечно же, раз приказ не отдан кому-то одному, аскари считали, что дело каждого — это ничье дело; и обычно все кончалось тем, что я отдавал приказ сам.

Магомба, который был вождем Каньенье, когда в 1857 году здесь проходил Бертон, находился еще у власти. Ето подданные рассказывают, будто Магомбе больше 300 лет и у него-де прорезывается четвертое «поколение» зубов, а третье, по словам наших информаторов, стерлось приблизительно за семь лет до нашего прибытия. С того времени Магомба будто бы питается помбе, будучи не способен есть мясо — единственную пищу, которую лицо его ранга может удостоить своим прикосновением. У меня нет сомнения в том, что этот древний вождь был значительно старше ста лет, ибо внуки его были совсем седы или с проседью.

Другой пример исключительного долголетия у африканских народов отмечал д-р Ливингстон в ставке Ма Казембе[79]. Здесь в 1871 или 1872 году он обнаружил мужчину по имени Пембере, у которого были дети старше 30 лет, когда д-р Ласерда-и-Алмеда[80] посетил эти места в 1798 году. И Пембере этот, по словам арабов, был в 1874 году еще жив, и тогда ему должно было быть по меньшей мере 130 лет.

Сношения между нами и туземцами никак не ограничивались, и в течение всего дня лагерь бывал наводнен гостями — глазеющими, орущими и жестикулирующими. Это была куча трусливых, но веселых воришек, смеявшихся и шутивших между собой при виде чего-то, по их мнению, нового и странного. Их речь неприятна на слух из-за своего дребезжащего оттенка.

Канцлер казначейства Магомбы, или его начальник таможен, или каков бы там ни был титул чиновника, назначенного уладить вопрос о — выплате нами мхонго, был очень занят, деловито ремонтируя свое тембе, и нам было сказано обождать, пока он завершит свои архитектурные труды. Когда же они закончились, он отпраздновал сие событие, напившись помбе, и три дня пребывал в пьяном состоянии.

Когда этот чин достаточно пришел в себя, чтобы возобновить исполнение своих обязанностей, то предъявил фантастическое требование об уплате 100 доти. По счастью, — внимание его привлекли не имеющие никакой ценности синие очки, которые до того заняли его воображение, что он настоял на том, чтобы очки ему отдали. Мы, конечно же, заявили, что очки бесценны; и притворное наше желание сохранить их за собой так распалило сановника, что он согласился установите мхонго в размере 20 доти, ежели в сделку будут включены и очки. Такое условие мы охотно приняли.

С его стороны это был просто каприз: ведь если бы мы предложили просто забрать эти очки, нас бы с презрением — высмеяли. Я не советовал бы какому-либо будущему путешественнику набирать запас этих предметов в расчете на торговлю ими, ибо такое вложение капитала, скорее всего, оказалось бы таким же бесприбыльным, как и Мозесов гросс зеленых очков[81].

Но это обычно так и бывает с нецивилизованными людьми, когда их взор привлекает нечто новое: им нужно это повое иметь, чего бы оно ни стоило. Но спустя несколько дней они уже готовы такой предмет выбросить или просто отдать — совсем как дети, уставшие от повой игрушки.

За время нашего пребывания здесь пришло несколько караванов из Уньяньембе. От хозяина одного из них я услышал, будто Ливингстон, отправившись было с людьми, посланными Стэнли, возвратился обратно, обнаружив, что не располагает достаточным числом носильщиков для всех своих грузов, но снова покинул Уньяньембе примерно через пять месяцев после того. Оснований для этого рассказа я не мог обнаружить; я предполагаю, что мой информатор только прошел через Уньяньембе на пути к побережью из Карагве[82] и не получал очень надежных новостей.

На следующий день после нашего прибытия нас посетил правнук Магомбы. Он был предполагаемым преемником вождя, одет лучше и чище, чем простые люди, а на левой руке отрастил огромной длины ногти в знак своего высокого ранга: тем доказывалось, что он никогда не должен выполнять какую бы то ни было физическую работу. Эти ногти также служили ему орудием, которым он разрывал мясо; оно составляло обычную его пищу, хотя «более бедный народ может лишь от случая к случаю позволить себе маленький кусочек мяса в качестве приправы к своей угали, или каше.

вернуться

79

Казембе — собственно титул правителя одного из раннеполитических образований народа лунда (балунда), существовавшего с середины XVIII в. в бассейне р. Луапула, по обе стороны границы между нынешними Заиром и Замбией. Ставка казембе, в которой побывал Ливингстон в ноябре 1867 г., находилась на берегу оз. Мофве, на правой стороне Луапулы, к югу от оз. Мверу.

вернуться

80

Ласерда-и-Алмеда, Франсишку (ум. 1798) — португальский путешественник. В 1787 г. обследовал верхнее течение р. Кунене (Ангола), а в 1798 г. прошел or г. Тете на среднем течении р. Замбези в Мозамбике до ставки казембе.

вернуться

81

Имеется в виду эпизод из романа английского писателя О. Голдсмита (1728–1774) «Уэйкфильдский священник»: Мозес (Моисей), один из персонажей романа, продает хорошую лошадь за гросс («большая дюжина», равная 12 дюжинам) никому не нужных зеленых очков в напрасной надежде выгодно их перепродать.

вернуться

82

Карагве — раннеполитическое образование бантуязычного народа хайя (бахайя), существовавшее с XVI в. на западном берегу оз. Виктория, на территории современных Уганды и Танзании. В последней четверти XIX в. попало в вассальную зависимость от соседней Буганды.