Когда нас пригласили войти в усадьбу фуме а кенны, ее фрейлины вошли в хижину, чтобы доложить о нашем прибытии, и расстелили на земле красивую львиную шкуру, дабы она могла на нее сесть. Вскоре появилась королева, одетая в нарядную клетчатую шаль, и, усевшись на шкуру, сразу же начала беседу.
Она осведомилась, откуда я пришел, — куда иду, и задавала разные вопросы, а затем полюбопытствовала, целиком ли я белый. Она со смехом настояла на том, чтобы я снял ботинки и чулки, дабы она смогла осмотреть мои ноги. Удовлетворившись таким осмотром, заставила дать объяснения по поводу моих пистолетов и ружья.
Через какое-то время я спросил, как ее зовут, не зная, что тем самым нарушаю правила этикета. Она ответила: «Мке Касонго», что можно перевести как «г-жа Касонго»[195], ибо ни один варуа не осмеливается назвать свое собственное имя[196]. Они также очень боятся назвать имя любого лица, какое при сем присутствует, но не имеют ни малейших возражений против того, чтобы называть имена отсутствующих. Но в отличие от некоторых племен Южной Америки они не возражают, если к ним обращаются по имени.
Я попросил королеву обеспечить меня проводниками к различным местам в округе, которые я желаю посетить. Но она ответила, что я должен задержаться до возвращения Касонго, ибо, хоть в его отсутствие она и облечена верховной властью, но Касонго могло бы не понравиться, что я ушел, не повидавшись с ним. В конечном счете я преодолел ее опасения, и она пообещала дать мне проводника до Мохрийи.
Позже я посетил Алвиша и нашел его лагерь омерзительно грязным местом. Его собственная хижина была единственной, построенной более основательно, нежели те времянки, что строят на каждый день во время путешествия. У нее были обмазанные глиной стены и высокая соломенная крыша; это делало ее более безопасной на случай пожара, чем обычные травяные хижины. Вну-при было грязно и тесно, свет и воздух проникали единственно через дверь. Можете вообразить себе температуру этого жилья при горящем в центре костре, когда термометр показывает в тени от 90 до 100°.
Алвиш был щедр на предложения о содействии и уверял меня, что желает сколь возможно скорее попасть в Касанси, что составило бы около двух месяцев пути; а оттуда можно достигнуть Луанды за 30 дней или менее того, если попасть на пароход, ходящий по Кванзе.
30 октября я с маленьким отрядом выступил к озеру Мохрийя. У проводника, данного мне фуме а кенной, одна рука была ампутирована по локоть, и он позаботился мне сообщить, что операцию эту проделали по поводу ранения отравленной стрелой, а не в виде наказания.
Хотя мне нужно было всего-то восемь или десять человек, достать их стоило многих хлопот. Правда, Бомбей немного помогал, но Билаль, важно разгуливающий в высоких сандалиях, похожих на башмаки с деревянной подошвой, ничего не делал, а, когда с ним говорили, даже смеялся надо мной. Так что мне пришлось сбить с него спесь, вышибив его из башмаков и запустив их ему в голову. Бомбей уверял, что люди хотят распустить караван и не идти дальше, и беспокоила в этом случае их пробная попытка заставить меня отказаться от похода к Мохрийе. Если бы им это удалось, они бы постарались воспрепятствовать мне провести какую бы то ни было другую экскурсию, пока я дожидаюсь Алвиша, а также и заставить меня вообще отказаться от мысли о путешествии к Западному побережью.
Мы шли по холмистой и сильно заросшей лесом местности с несколькими крупными деревнями, расположенными на участках густых джунглей; подойти к ним можно лишь по узким и извилистым тропинкам, запертым воротами, построенными из рядов бревен, установленных в виде перевернутого V. Бревна эти образуют такой низкий туннель, что приходится почти ползти по нему на четвереньках, чтобы войти в ворота. В случае же нападения они могут быть перегорожены падающими бревнами, поставленными у внутреннего конца прохода наподобие висячего моста, и никакому врагу нечего надеяться попасть в деревню.
Однако нередко деревни эти захватывают врасплох какие-нибудь соседи в отсутствие мужчин, потому что, хотя вся Уруа и зависимые от нее области состоят под номинальным управлением Касонго, между селениями и округами зачастую бывают внутренние несогласия и войны.
Озеро Мохрийя, расположенное в небольшой впадине, окруженной низкими и лесистыми холмами, мы увидели 1 ноября. На озере были три селения, построенные на сваях, да еще несколько отдельных хижин рассыпано по его поверхности.
Здесь мой проводник задал хлопот, считая, что принадлежность ко двору позволяет ему брать у местных жителей все, что заблагорассудится. Я дал ему бисера на покупку еды, чтобы не допустить его до воровства, покуда он при мне. Но едва появилась маленькая группа людей, несших большие корзины с провиантом, как проводник тут же начал их грабить и ничего бы не вернул, не заплати я ему за награбленное. Он заявил, что обычай в стране таков, чтобы Касонго и его непосредственные слуги брали у деревенских жителей все, что им требуется, и он, находясь при мне, не откажется-де от своих прав.
Уладив это дело, я прошел далее, к большому селению близ западной оконечности озера, и стал там лагерем. Я попросил вождя снабдить меня каноэ, и он пообещал — попробовать получить несколько лодок у жителей свайных деревень, так как ни у него, ни у его людей, живущих на берегу, каноэ нет. Вождь сказал, что, вероятно, это будет немалой трудностью, ибо обитатели селений на озере весьма неохотно позволяют чужим посещать свои дома.
В своем предположении вождь оказался прав, ибо никакие каноэ на следующий день не появились, и я должен был удовольствоваться хорошим обзором в бинокль и набрасыванием эскиза.
Озеро было невелико: открытая поверхность воды образовывала овал в две мили длины на милю ширины, с длинной осью восток-северо-восток — запад-юго-запад, а вокруг края располагался пояс плавающей растительности. Я легко мог различить хижины и заметил, что они построены на платформах, поднятых над поверхностью воды примерно на шесть футов и поддерживаемых крепкими сваями, вбитыми в дно озера. Некоторые хижины были продолговатые, а другие — круглые; первые обычно имеют над дверью выдающуюся вперед крышу. Стены и крыши, кажется, построены в точности таким же образом, что и у хижин на берегу. Под платформами были причалены каноэ и висели для просушки сети.
От хижины к хижине плавали мужчины, хотя я слышал рассказы об обитающих в озере огромных змеях, чей укус смертелен. Люди живут в этих хижинах постоянно, вместе с курами и козами, а на берег выходят лишь для обработки полей с продовольственными культурами и выпаса коз. Их каноэ — простые долбленки длиной 20–25 футов, а весла подобны большим круглым и — мелким ложкам с длинными прямыми рукоятками.
Не имея шансов получить каноэ, мы на следующее утро выступили в обратный путь к Килембе. Завидев нескольких жителей озерной деревни, работавших в поле, я попытался с ними поговорить, но они стремглав кинулись к своим каноэ, стоявшим поблизости, и стали грести прочь. Мы последовали за ними через отвратительный кусок тинги-тинги к самому урезу озера, где были пришвартованы их каноэ, не раз проваливаясь в дыры в предательской растительности из-за незнания верной тропы. Но окликать этих людей и показывать ткань и бусы, чтобы их подманить к нам, оказалось бесполезно, и мне пришлось с сожалением оставить всякую мысль о том, чтобы более близко познакомиться с их нравами и привычками.
Килембы мы достигли в два перехода. Второй был под проливным дождем, который начался через десять минут после нашего выступления и ни на момент не прекращался, пока мы не дошли до Килембы.
Предыдущую ночь мы простояли лагерем в том месте, что раньше было ставкой Бамбарре — отца Касонго. В старой ограде, предназначавшейся для его гарема, еще живет его главная жена; ей не позволено принимать никаких посетителей, за исключением одного из колдунов Касонго, каковой с нею советуется во всех важных случаях. Считается, что она — спиритический медиум, поддерживающий связь со своим умершим супругом, и, следовательно, обладает пророческими способностями.
196
Речь идет о довольно распространенном обычае табуировать (делать запретным для произнесения) собственное имя человека из опасения, как бы злые духи, узнав это имя, не причинили зла его владельцу.